Анна догадалась, что за всей этой историей стоит граф Бенкендорф. Девушка понимала, что главной мишенью все же являлась не она сама, этот удар предназначался для Корфа.
Выполнив просьбу Оболенского и уничтожив письмо, Анна на минуту задумалась — что дальше? И вдруг вспомнила последние строчки догоравшего в камине послания князя — обрести важного покровителя… Конечно, как она сразу не подумала!.. Уезжая, Александр Николаевич обещал ей поддержку — к нему она и должна отправиться. Упасть в ноги — умолять за Владимира, чтобы прекратили преследовать его, и потом просить о помощи. Как друга, как умного и доброго человека, волею обстоятельств наделенного властью казнить или миловать…
— Уверен, вы преувеличиваете, — убежденно сказал Александр, выслушав Анну. Она, наняв экипаж, приехала в Гатчинский дворец и добилась разрешения встретиться с наследником. — Если кто-то и угрожает Владимиру, так это именно он сам. Удивляюсь, как вы разминулись с ним в дороге, — он только что уехал после аудиенции у государя. И знаете, зачем он приезжал? Барон убедил отца отправить его на Кавказ, заменив в полку князя Репнина.
— Боже! — побледнев, воскликнула Анна.
Значит, всадник, едва не подсекший их на повороте к дворцовой аллее, был Владимир, и он приезжал проситься на фронт.
— Увы! — развел руками Александр. — Владимир, в силу своей горячности, как всегда поторопился. Ему лучше бы всего-навсего прийти ко мне, и я бы сумел убедить Его Величество отозвать Репнина из действующей армии без столь красивой, но совершенно бесполезной жертвы.
— Но вы можете все изменить? — воскликнула Анна, и ее глаза наполнились слезами.
— А для чего? — Александр пристально посмотрел ей в лицо. — Прощаясь с бароном, я понял, что жизнь ему более не интересна. Он потерял вас, вы утратили к нему уважение и любовь… Разве я вправе обрекать человека на медленную смерть в забытьи и одиночестве, вместо того, чтобы с честью храбро сражаться и пасть смертью героя?
— Он так сказал? — прошептала Анна. — Совершенно верно, — кивнул наследник. — И я не в силах приказать ему жить. Вот если только он ошибается…
— Он ошибается, — вздохнула Анна. — Я люблю его.
— Тогда совсем другое дело! — улыбнулся Александр. — Обещаю, что тотчас отправлюсь к отцу и приложу все усилия, дабы вызволить нашего Чайльд-Гарольда из плена его меланхолии.
— Благодарю вас, ваше высочество, — Анна попыталась опуститься перед наследником на колени и поцеловать его руку, но Александр этому воспрепятствовал.
— Анна, что вы делаете? Неужели оттого, что сейчас мы не в вашем милом и уютном имении, мы оба изменились? — он лукаво подмигнул ей. — Поверьте, я все тот же князь Муранов и хочу чувствовать себя равным в обществе своих друзей. Да, кстати, а чем вы намерены заняться?
— К сожалению, я пока не определилась… — смутилась Анна.
— Отлично! Я договорюсь с матушкой — вас назначат учительницей пения к моим младшим сестрам и брату. Приступите к занятиям через денек-другой, а пока послушайтесь моего совета, возвращайтесь к барону и удержите его от авантюр.
Анна с благодарностью поклонилась Александру и поспешила уехать. Она велела нанятому кучеру везти ее срочно в Двугорское. Тот слегка и для фасона покрутился, но Анна пообещала ему приличное вознаграждение, и мужик от души махнул рукой — поехали!
Но при съезде на тракт карету занесло — кучер вынужден был уклониться от встречной кареты, и заехал в сугроб на обочине. Едва не сбившая их карета тоже остановилась, и из нее вышел низенький, плотного сложения господин, дабы осведомиться о пострадавшем экипаже и его пассажирах.
— Андрей Платонович? — растерялась Анна, разглядев в господине Забалуева.
— Анна? Какими судьбами? — расплылся он в елейной улыбке. — Торопились домой? Ах, какая жалость! Впрочем, это моя вина. Позвольте я все исправлю.
— Что вы хотите этим сказать? — не поняла Анна.
— Я, конечно, ехал по весьма важным делам. И все же, чувствуя некоторую свою причастность к произошедшему, готов их временно отложить и доставить вас к барону. Ведь карета ваша, насколько я могу судить, нуждается в ремонте? — Забалуев направился к нанятому Анной кучеру и под предлогом осмотра повреждения прошелся с ним вокруг кареты и сунул в руку несколько крупных ассигнаций.
— Да уж, барышня, — кучер показался перед Анной, смущенно почесывая в затылке, — поломка-то посерьезней будет, чем я думал.
— Так что даже не рассуждайте; Аннушка, прошу вас ко мне! Домчим вмиг и по назначению! — Забалуев протянул ей руку, помогая сойти и пересесть в его карету.
И пока она устраивалась на сиденье, он незаметно достал из ящичка, стоявшего у окна на сиденье с его стороны, какую-то бутылочку и, вылив толику ее содержимого на платок, стремительным движением накрыл им лицо Анны.
Она ничего не успела понять — сладкий запах мгновенно заполнил пазухи носа, проник в горло, и сразу закружилась голова. Анна потеряла сознание и упала на сиденье. Забалуев тут же выбросил пропахший эфиром платок за окно, устроил Анну поудобнее, точно куклу прислонив к стене в углу салона кареты, и требовательно постучал несколько раз по крыше тростью:
— Двигай, черт, двигай!..
— Как мне вас понимать, уважаемый Александр Юрьевич? — побледнел князь Петр, выслушав витиеватую речь князя Репнина-старшего.
Родители Наташи и Михаила приехали вчера из-за границы, где Зинаида Гавриловна лечилась от легочной недостаточности, по обыкновению проводя зиму на теплом средиземноморском побережье. Репнины-старшие сразу привнесли в загородный дом Долгоруких атмосферу респектабельного салона, и Мария Алексеевна с удовольствием предалась приятной светской беседе — занятию подзабытому, но такому тонизирующему.
Зинаида Гавриловна со свойственной ее происхождению и воспитанию непринужденностью оживила скучный сельский быт занимательными рассказами о курортной жизни. Долгорукая уже давно никуда не выезжала и с особым чувством, замешанным на ностальгии и зависти, понимающе кивала и поддакивала Репниной. Петр Михайлович тоже не остался в стороне и обижен не был — их беседа с князем Репниным вечером в гостиной за чаем напомнила ему прежние дни общения с верным другом и соседом бароном Корфом.
Репнина-старшая осталась весьма довольна участием Марии Алексеевны в судьбе дочери — горячо одобрила и платье, и выбранные украшения. Женщины немного посудачили о своих детях, мягко укоряя их за в основном несуществующие или несущественные недостатки и нахваливая очевидные достоинства будущих жениха и невесты. Зинаида Гавриловна внесла свои предложения по части маршрута свадебного путешествия, а князь Александр Юрьевич высказал пожелание увидеть Андрея на государственной службе, соответствующей его дипломатическим талантам и предрасположенности.
