Губы герцога скользнули по нижней части груди Эвы.
По ложбинке над животом, потом еще ниже.
Вот и завитки шелковистых рыжих волос.
Эва ощутила его небритую щеку на своем животе, его губы на холмике лобка, его дыхание, обжигавшее ее плоть… и вот первое нежное прикосновение его языка, который тронул самое чувствительное местечко.
Мир вокруг Эвы начал взбухать и опадать пульсирующими рывками. Ее ногти впились в ковер под ней, пот покрыл виски, когда язык Блэкхита заработал быстрей, настойчивей… агрессивней.
Словно издалека слышала она свои пронзительные крики, когда он слегка надавливал ей ладонью на промежность, заставляя еще шире раскрыться ее плоть и не прекращая нежно прикасаться к трепещущему твердому узелку, толкать его языком. Эва почувствовала, что все внутри ее лона судорожно сжалось, все тело напряглось, но она по-прежнему цеплялась за свой рассудок, ощущая лишь непрерывные, безжалостные прикосновения его языка, дикую страсть, овладевшую им, когда он, еще сильнее раздвинув ей ноги, с рычанием, в котором звучало поражение, зарылся лицом в ее сладкое тепло.
Эва утратила контроль над своим телом и выгнулась, вскрикнув, когда по ее телу побежали лишающие рассудка волны наслаждения. Потом она будет вспоминать, как сопротивлялась самой этой мысли, будет поглаживать истертые о ковер ягодицы, а теперь она могла лишь обхватить великолепное тело Блэкхита руками и ногами, когда он расстегнул штаны и опустился на нее в классической позе мужского господства.
Эва радовалась его сладкому натиску, когда он опускался между гладкими бедрами все ниже и ниже, пока его член не прижался к ее томящейся расселине, требовательно заставляя ее шире раскрыться ему навстречу. Ощущение было восхитительное. Всепоглощающее. Затем Блэкхит начал двигаться внутри ее, и Эва почувствовала, как все ее тело, отвечая на эти движения, приготовилось снова нырнуть в океан экстаза.
Он заставлял ее воспарять выше и выше, и когда Эва подумала, что умирает от наслаждения, он освободился и сам, с силой в последний раз войдя в нее и заставив ее тело извиваться и биться на ковре.
Изнемогая от жара, тяжело дыша и ощущая полную опустошенность, Эва лежала под ним на спине, чуть не раздавленная его весом, наслаждаясь томительным чувством, охватившим ее. Его прерывистое дыхание шевелило мокрые волосы, прикрывающие ее шею и сбившиеся на ковре под ней.
Прошло много времени, прежде чем она заговорила:
— Мне следует ненавидеть вас, Блэкхит.
Он приподнял ее, просунул руку под шею и прижал ее к своему все еще бешено колотящемуся сердцу.
— Осмелюсь сказать, мадам, что предпочел бы ваше милосердие.
И только довольно много времени спустя она осознала, что позволила мужчине господствовать над собой.
Она заснула, все еще удивляясь этому тревожному обстоятельству, слишком уставшая, слишком опустошенная и до изумления удовлетворенная, чтобы уделить ему то внимание, которого оно заслуживало.
Усталость заявила о себе и Люсьену.
Долгое время он сопротивлялся ей, не желая понапрасну тратить эти редкие и драгоценные минуты с женщиной, которая была решительно настроена дать их ему как можно меньше. Он получил огромное удовольствие от процесса соблазнения, но не особенно радовался этому. Он торжествовал, что она не потребовала быть сверху для неестественной демонстрации женской власти, хотя и не отказался бы от этого в любое время, когда их посетит желание. Наслаждался переполнявшими его ощущениями… лимонно-лавандовым ароматом, исходившим от ее волос, прикосновением ее тела, которое он сжимал в объятиях, изумительно скроенным, бесконечно желанным телом, распростертым под ним на толстом ковре. Чего еще может желать от жизни мужчина?
Он погрузил лицо в ее волосы, прижавшись губами к ее шее, целуя и покусывая ее кожу. Он любил ее молочную белизну, ее шелковистость, чуть солоноватый вкус. Она замурлыкала от удовольствия. Он обнял ее, расслабился и погрузился в сон.
Перед его мысленным взором мелькали образы, пока он опускался в небытие. Осуждающие глаза Нериссы… усмешки братьев, объявляющих ему, что король издал указ, вынуждающий его жениться на Эве де ла Мурье… сама Эва, умело расправляющаяся с двумя грабителями, свернувшаяся в его объятиях в карете, отрицающая свое влечение к нему с великолепным притворством, которое больше всего ранит ее саму.
И вновь ему приснился кошмар.
Дуэльная площадка. Эва тоже тут, в утренней дымке, трава блестит от росы. В ее руке платок, отсчитываются шаги. Люсьен резко повернулся, когда счет закончился, и сделал выпад шпагой, надеясь изменить финал, который был предрешен, как путь солнца на небе. Раз за разом он повторял этот танец смерти — так было каждую ночь в течение всех этих недель, — зная, что это сон, зная, что результат будет тем же, что бы он ни делал… ужасный, беспощадный и жестокий финал.
А вот и его противник, одетый во все черное, в маске и капюшоне. Он должен быть призраком, так как ни одно земное создание не может драться с таким несравненным мастерством. Ни один смертный не мог бы так играть с ним, оттягивая момент наступления неотвратимой смертной боли. И ни один живой боец не способен так легко пробить его защиту и запросто проткнуть рапирой рубашку, кожу, кости, одним ударом пронзить сердце и круговым движением превратить его в кровавый кусок пульсирующей, умирающей плоти.
Ощущая страшную боль, он упал на колени, в горле чувствовался соленый привкус крови, наполнявшей рот, просачивавшейся сквозь сжатые зубы. Он вытянулся на влажной траве, ловя ртом воздух. Задыхаясь. Умирая. И когда он в последний раз через силу открыл глаза, то увидел Смерть, торжествующе возвышавшуюся над ним… она тянулась к капюшону, чтобы наконец снять его и открыть свое ужасное лицо.
— Люсьен!
Он проснулся от собственного крика. Сердце бешено колотилось. По спине стекал пот. На него смотрели встревоженные зеленые глаза.
Эва. Джинджермер. Гостиная.
Он провел рукой по лицу. Это не сон.
Она рядом с ним на теплом, залитом солнцем ковре, волосы спадают на плечи, лицо белое как мел. Он сел, прижав ладони к глазам, пытаясь прогнать страшные видения. Он почувствовал рядом с собой какое-то движение, а потом тонкие, но сильные руки Эвы несмело обняли его плечи. Он уронил свою пылающую голову ей на грудь.
— Боже, тебе всегда снятся такие ужасные кошмары? — спросила она с дрожью в голосе. — Я несколько минут пыталась тебя разбудить. Ты-то уж точно знаешь, как напугать человека, Блэкхит!
Он был не в силах ответить. Сердце по-прежнему выпрыгивало из груди, ему не хватало воздуха, чтобы говорить. Его голова покоилась у нее на груди, а ее осмелевшие руки заботливо обнимали его. Ему хотелось, чтобы это мгновение никогда не кончалось.
