должна делать только то, что желает и требует от нее мужчина? – вымолвила Софья, уже заводясь от его непробиваемости и невозможной наглости.
– Да, – не задумываясь, выдохнул он. – Женщина должна подчиняться и искать внимания мужчины. Если вы хотите остаться жить в наших краях, вы должны научиться вести себя так же, как наши женщины.
– Отпустите, наконец, мою руку. Я не желаю более говорить с вами! – уже нервно выпалила девушка и дернулась от него.
Софья не жаждала общаться с этим опасным человеком и уж тем более что-то доказывать ему. Сзади послышались шаги, и приятный тенор Серго произнес за их спинами:
– Елена Дмитриевна, вы так рано встали?
Амир медленно отпустил ее локоть и нахмурился, чуть повернувшись к брату, который приблизился к ним.
– Доброе утро, Сергей Леванович, – пролепетала Софья, отодвигаясь от Георгия.
Она устремила на Серго загоревшийся зеленый взор и улыбнулась ему. Улыбнулась так нежно и призывно, что Амир ощутил, как у него от негодования вмиг пересохло во рту.
– Пойдемте, милая, уже пора завтракать, – заметил князь, почти отталкивая Георгия в сторону. Он подошел к Софье, не спуская с нее обволакивающего взора, через плечо бросил брату: – Георгий, тебя Даур ищет по всему дому.
Серго услужливо подставил девушке локоть. Софья быстро схватилась за него и поспешила вслед за молодым человеком в гостиную, дабы более не оставаться наедине с этим невозможным неприятным человеком.
Амир проводил гнетущим мрачным взором брата и Софико и ощутил, что хочет разбить Серго лицо. И разбить сильно, а еще что-нибудь сломать ему. Ибо он отчетливо видел, как улыбнулась ему Софико. Так сладостно и ласково, явно желая привлечь Серго к себе и показать ему, что он лучший из мужчин. Ему, Амиру, она так никогда не улыбалась, даже там, в горах, когда они были наедине, и он нес ее на своей спине почти двое суток. Нет, совсем нет. Ему, Амиру, доставались от нее лишь редкие вымученные дежурные улыбки. Невольно сравнивая теперь их с улыбкой, только что подаренной Серго, он понял, что предназначенные ему жесты выражали лишь благодарность.
К тому же теперь Софико попыталась дать ему пощечину, и это было ново для Амира. Еще никогда ни одна женщина не осмеливалась на подобное. И Софико, похоже, не собиралась уважать его мнение и замечать его интерес к себе. И теперь всем видом показывала, что совсем не желает его общества.
Амир вдруг трагично осознал, что последние семь дней он пребывал в каком-то радужном сне, внушая себе, что все, что происходит между ним и Софико, приятно им обоим. Он верил в их интимное общение. В то, что она так же смотрит на него, как и он на нее. И так же рада его обществу. Первые три дня, когда они были в горах, и потом, когда ехали вдвоем на лошадях до Имеретии, и даже вчера, когда ночью он смотрел на нее спящую, все это как будто связывало их некими неведомыми близкими узами. Но теперь Амир осознал, что он напридумывал в своей голове невесть что и не было никаких «мы». Было только его глупое влечение к Софико, и его страстные желания относительно нее. А она совсем не жаждала общаться с ним и теперь ясно дала это понять. И показала, что компания Серго для нее гораздо привлекательнее, чем общество его, Амира.
Эти умозаключения вмиг разозлили Асатиани. Он почувствовал, что от обиды на эту девицу и злости на себя за то, что он так забылся в своих порывах, кровь бешено стучит у него в висках. Уже в следующий момент он сорвался с места и стремительным шагом вышел прочь из дворца, намереваясь немедленно отправиться домой, куда ему следовало уехать еще вчера. И только из-за этих своих глупых домыслов, он, как дурак, остался во дворце, надеясь на то, что эта смазливая девчонка так же будет искать его общества, как и он. Но это все оказалось лишь его несбыточной фантазией…
Солнце клонилось к горизонту, когда Асатиани осадил своего жеребца у небольшого двухэтажного каменного особняка. Хмурый, в мрачном настроении, он спрыгнул с коня, и к нему тут же подбежал один из мальчишек, что служили у его отца, и, поклонившись, забрал жеребца. Амир не успел даже подняться на крыльцо, как навстречу ему выплыла высокая темноволосая женщина лет двадцати пяти, одетая в бордовое грузинское платье.
– Амир! Наконец ты вернулся! – воскликнула она по-грузински и бросилась к мужчине на шею.
Амир нахмурился сильнее, совершенно не разделяя ее радости, и осторожно отстранил женщину от себя. Холодно смотря в ее темно-карие миндалевидные глаза, он кратко произнес:
– Тамина, я устал.
На лице молодой женщины отразилось недоумение, и она недовольно пролепетала:
– Но мы так давно не виделись, любимый.
Проигнорировав ее нежные слова, Амир быстро вошел в дом. Тамина послушно последовала за ним. В небольшой парадной к нему подскочил темноволосый мальчуган лет пяти, который стремительно сбежал с лестницы.
– Отец! – воскликнул мальчик по-грузински.
Амир ловко подхватил сына и поднял его на руках. Добродушно улыбнувшись ему, он строго спросил:
– Как ты вел себя, Вано?
– Как ты и велел, отец, как настоящий джикит! – выпалил мальчик, чуть исковеркав последнее слово.
– Неужели? – вновь улыбнулся Асатиани, так и держа сына на вытянутых руках и любуясь им.
– Да. Я научился сидеть на коне без седла!
– Молодец, – похвалил его Амир, говоря с сыном по-грузински.
– Это дедушка Петрэ научил меня.
– Амир, он просто прирожденный наездник, – раздался сбоку от Асатиани низкий хрипловатый голос.
Амир тут же обернулся, и его взгляд остановился на коренастом седовласом грузине, который бесшумно приблизился к ним.
– Отец, – произнес с почтением Амир и, поставив Вано на пол, поклонился мужчине.
Быстро подойдя к отцу, Амир обнял его, Петрэ Тамазович ответил ему крепким объятием и похлопал сына по спине.
– Тебя долго не было, мой мальчик, – сказал Петрэ, отстраняясь. – Твоя матушка Русудан будет рада видеть тебя. Ты надолго приехал?
– Князь дал мне неделю отдыха.
– Ты голоден?
– Немного, – ответил Амир.
– До ужина еще есть пара
