Я застыла, не сводя с нее взгляда. Наступила глубокая тишина, женщины словно сверлили меня глазами.
– Мадам, не хотите поцеловать свою невестку? – спросила королева.
Мне показалось, будто меня облили грязью. Я едва успела повернуться, когда мадемуазель де Фуа, приторно улыбаясь, вынула из колыбели девочку, которая тут же разразилась громким плачем. Коснувшись губами маленькой головки, я, не говоря ни слова, выбежала за дверь.
За моей спиной послышался смех королевы и ее женщин.
Когда я ворвалась в свои покои, Лопес сидел за столом и писал. Беатрис и Сорайя в тревоге взглянули на меня.
– Нас обманули! – задыхаясь, крикнула я. – Безансон обручил моего сына с их писклявой дочерью! Наш визит – всего лишь уловка!
– Ваше высочество, прошу вас, успокойтесь. – Лопес поспешно встал. – Вы уверены?
– Да. Королева только что мне сказала, точнее, ткнула носом в этот факт.
К горлу подкатил комок. Я опустилась в ближайшее кресло. Беатрис тут же принесла мне кубок свежей воды: я распорядилась, чтобы вода была в моих комнатах всегда, поскольку пить днем вино мне не нравилось.
Она вложила кубок мне в руку. Я выпила, затем посмотрела на Лопеса. Он провел испачканной в чернилах рукой по лысеющей макушке.
– Ее величество ваша мать опасалась чего-то подобного, – наконец сказал он, и я поняла, что, несмотря на все попытки меня успокоить, он потрясен не меньше. – Это наверняка дело рук архиепископа.
– И он за это ответит, – горячо заявила я. – Ему это так не сойдет, да поможет мне Бог. Я никогда не соглашусь на этот дьявольский брак и, если потребуется, скажу об этом самому Луи.
– Ваше высочество, вряд ли это разумно. Вашему мужу эрцгерцогу наверняка все известно.
Я застыла:
– Думаете, он… – Я сглотнула. – Не может быть. Он бы в любом случае со мной посоветовался.
– И все же он наверняка знает. Договоренность о королевской помолвке не достигается за одну ночь. – Лопес помолчал. – Возможно, вам стоит прямо с ним поговорить. Уверен, он объяснит, почему не рассказал вам заранее. Может, боялся вашей реакции. В конце концов, ни одна испанская принцесса не обрадовалась бы французской невесте для своего сына, но они всего лишь дети, и между помолвкой и женитьбой многое может произойти. Возможно, это политический ход, чтобы вынудить Луи Французского к миру. Если так, ваш протест может вызвать ненужные хлопоты и отсрочить наш отъезд в Испанию.
Я кивнула. Меня приводила в ужас мысль, что Филипп мог в этом участвовать, но слова Лопеса показались мне вполне разумными, к тому же я разделяла его желание как можно скорее покинуть эту вероломную страну, прежде чем откроется еще какой-нибудь кошмарный сюрприз.
– Хорошо. Я с ним поговорю. Прямо сейчас ему об этом и сообщу.
* * *
Филипп пришел ко мне в тот же день. Я сразу же поняла, что он слышал о моей встрече с королевой, и, увидев, как он, слегка пошатываясь, входит в мои покои, я с трудом подавила желание чем-нибудь в него швырнуть. Ясно было, что он пьянствует с французскими придворными, хотя был еще не вечер, и что ему все известно о помолвке.
Он наклонился ко мне, обдавая запахом вина. Отвернувшись, я прошла на другой конец комнаты. Несмотря на все мое хладнокровие, меня охватил гнев.
– Зачем ты притащил меня в это змеиное гнездо? – с ходу спросила я.
– Ради всего святого, – прорычал он. – Только не начинай опять.
– Считаешь меня полной дурой? Я прекрасно знаю, что́ вы с Безансоном замышляете.
– Что ты имеешь в виду? – Лицо его побагровело.
Я подняла голову:
– Ты хочешь отдать нашего сына Франции, оскорбив нашу королевскую кровь.
Мои слова возымели действие. Он ошеломленно уставился на меня, и голос его дрогнул:
– Предупреждаю: даже не думай вмешиваться. Это не твоя забота.
– Как раз моя. Пусть Безансон выдает замуж Клод, если ему так хочется, но я не дам ему использовать моего сына.
– Твоего сына? Он и мой сын. Во имя Христа, Безансон был прав! Ты испанка до мозга костей и из-за своей гордости не можешь понять, что, женившись на дочери Луи, наш сын унаследует величайшее государство из всех, что знал этот мир. Он сядет на троны Испании, герцогств Габсбургов и Франции. Он будет править империей, которая могла бы соперничать с Римом.
– Да, ценой Испании! – Я уже не могла сдерживаться. Из глубин моей души поднималась холодная ярость, накопившаяся за недели притворного послушания и годы скрытой ненависти к архиепископу. – Я не соглашусь на эту помолвку. Можешь так и сообщить Луи, и больше ноги нашей не будет на этой проклятой земле. Я требую!
– Требуешь? – недоверчиво переспросил он. – Кто ты такая, чтобы что-то требовать?
– Наследница испанской короны. Без меня этот союз ничего не значит.
Я сразу же поняла, что попала в точку. Филипп посмотрел на меня так, что мне показалось – еще немного и он заорет что есть мочи. Смяв в кулаке шляпу, он развернулся и выбежал вон, хлопнув дверью с такой силой, что звук наверняка отдался эхом по всему замку.
На следующее утро, когда я вошла в часовню для утренней молитвы, фрейлины королевы толкали друг друга в бок, глядя на меня. С каменным лицом я села на скамью, едва слыша нараспев читающего мессу Безансона. Посреди ночи я поняла, что это первая моя ссора с Филиппом после его измены, и теперь все больше винила в случившемся епископа. Едва прозвенел колокол, возвещавший о конце мессы, за моей спиной послышались шаги. Я с трудом подавила желание обернуться, а затем увидела, как мимо меня в сопровождении свиты идут к алтарю Луи и Филипп.
– Узрите же, какое чудо и счастье, когда короли и принцы живут в гармонии, – лучезарно улыбаясь, произнес Безансон.
Не веря собственным глазам, я смотрела, как Филипп и Луи обнимаются, берут перья и подписывают свой договор на доске, лежащей на спинах двух пажей.
Мой сын был помолвлен с Клод Французской.
Я вонзила ногти в ладони. Мужчины вышли, оставив тайно злорадствующую Анну и ее фрейлин. Духовник короля позвонил в колокол, объявляя о приношении даров. Сидевшая рядом со мной Беатрис полезла в кошелек за традиционной монетой. Внезапно с королевской скамьи ко мне наклонилась ненавистная мадемуазель де Фуа:
– Ее величество просит меня передать вам, что во Франции есть обычай подавать нуждающимся, и посылает вам это.
Она бросила мне на колени мешочек с монетами.
Беатрис замерла, явно опасаясь, что я сейчас взорвусь от ярости. Подавив желание развернуться и врезать по физиономии мадемуазель де Фуа, я сбросила мешочек с колен, словно отвратительное насекомое, и он со звоном упал на пол.
