Куда девалось ее самоуважение?
— По непонятным причинам сегодня вечером чувство юмора вас покинуло. Отчего, моя курочка? Вас что-то угнетает?
— А не задумывались ли вы о том, что именно ваше издевательское отношение повергло меня в подобное состояние? Или вы, не обращая внимания на просьбу, продолжаете называть меня этим омерзительным Прозвищем?
Схватив веер, Генриетта вскочила.
— Я больше ни секунды не останусь с вами! Я не намерена терпеть оскорбительное к себе отношение.
Отвернувшись, она со стуком поставила пустой бокал из-под шампанского на подоконник.
Когда же снова повернулась к Дебену, он с изумлением заметил застывшие в ее глазах слезы гнева и унижения.
Он тоже поднялся со стула.
— Я хотел лишь слегка поддразнить вас, но не издеваться, — угрюмо произнес он. — Забыл, что вы далеки от искусства флиртовать.
— Флиртовать? Сравнение меня с цыпленком вы называете флиртом? — Генриетта гневно взирала на Дебена, сжав руки в кулаки. Грудь яростно вздымалась и опускалась. — Интересно, что последует дальше? Заверения в том, как подходит мне это прозвище? Или шуточки о том, что я, например, взъерошила перья, или погрузилась в раздумья, как наседка на яйца, или…
— Ничего подобного вы от меня не услышите, даю слово. Но боже мой, как болезненно вы относитесь к замечаниям о своем носе.
Генриетте хотелось кричать от раздражения. Он совсем ничего не понял. Дело вовсе не в унизительном прозвище, которое она стойко выносила много лет[12]. Все друзья ее братьев проходили через фазу, когда дразнили ее курицей. И, как правило, гораздо грубее, чем получалось у лорда Дебена. Но он высокомерно отказывался воспринимать всерьез все, что касалось ее.
Генриетту выводило из себя, что, хотя все ее существование вращалось вокруг лорда Дебена, она оставалась на втором плане.
У нее перехватило дыхание при осознании страшной правды.
— Могу лишь предположить, — продолжал между тем лорд Дебен, окинув ее взглядом, еще больше утвердившим во мнении, что он относится к ней лишь как к незавершенному эксперименту, — что кто-то в прошлом дразнил вас жестоко и вы до сих пор не в состоянии это выносить. Мисс Гибсон, я уже говорил вам прежде, что наш нос недостаточно велик, чтобы отвлечь внимание от прочих ваших черт. Просто из-за него вас нельзя назвать красавицей, и все на этом.
— И. Все. На. Этом?
Да как он может спокойно стоять перед ней и обсуждать форму носа, когда она только что сделала потрясающее открытие?! Влюбилась в него. Именно по этой причине она проводила не только начало бала, но и целые дни в ожидании того, когда сможет вновь его увидеть и поговорить. Вот почему она чувствовала себя по-настоящему живой только рядом с ним. Вот почему ее сердце устремлялось ввысь после его комплиментов и камнем падало вниз, когда она напоминала себе, что на самом деле он не имел этого в виду. Вот почему она чрезвычайно восприимчива к тончайшим оттенкам его голоса, и внимательно всматривалась в черты его лица, надеясь заметить, как они смягчаются, или желая уловить в глазах искорку искренних эмоций. Генриетта не могла припомнить ни единой ночи, когда бы ни просыпалась, заново проиграть в памяти моменты, проведенные с ним на диване в запертой комнате в доме леди Сьюзен.
Поцелуй же Ричарда, напротив, удивил. Она была польщена, особенно когда поняла, что именно прижималось к ее животу, когда Ричард ее целовал. А потом он вернулся в Лондон, не сделав предложения, и именно обида заставила Генриетту принять решение последовать за ним, а не томиться целый сезон в деревне, в то время как он будет веселиться в столице без нее. То, что она испытывала к Ричарду, не более чем девчоночья одержимость. По сути, она надеялась, что он сможет полюбить ее. Но между маленькой девочкой, играющей с куклой, и матерью с настоящим ребенком на руках большая разница. Первая всего лишь примеряла на себя роль, лелея мечту о чем-то, к чему совсем не готова.
Но эти… отношения с лордом Дебеном были осознанными, запутанными, причиняющими боль и совершенно реальными.
— В любой ситуации лучше не раскрывайте рта, пока не обуздаете свои эмоции, — предостерег он.
— А иначе что?
Пусть катится ко всем чертям со своим драгоценным самообладанием! Генриетта почувствовала, еще немного, и она… она… Невероятно зла на Дебена с его ледяным спокойствием и рациональностью, в то время как ее вселенная, казалось, только что перевернулась вверх тормашками.
Как она позволила такому случиться?
В этот момент в памяти возникли собственные слова, сказанные ранее: «Влюбиться — это же очень эмоционально. Вы не можете спланировать это заранее. Это просто случается».
Могло ли быть что-нибудь хуже того, чем пасть жертвой человека, об опасности которого сама предупреждала других?
Да, могло. Если этот человек обо всем узнает. Поэтому Генриетте придется вести себя очень осторожно, чтобы лорд Дебен никогда ни о чем не догадался.
— Боитесь, я вас заклюю? — Вместо того чтобы придумать какую-нибудь интеллектуальную тему для разговора, она вернулась к сравнению с цыплятами. — Даже обычные, ничем не примечательные деревенские цыплята умеют за себя постоять, знаете ли, — ей нужно позаботиться о самообороне, — и могут повести себя очень агрессивно, если их растревожить.
— Не сомневаюсь, — согласился лорд Дебен. — Вот почему мужчины так ценят своих бойцовых петушков…
Лицо Генриетты сделалось пурпурным.
— Да как вы посмели превратить невинное замечание о цыплятах во что-то столь… вульгарное?
Дебен мысленно выругался. Он забыл, что у нее есть братья. Очевидно, она привыкла слышать словечки, которые, как он считал, ее неискушенные уши не могли бы распознать.
— Вовсе я не вульгарен, — запротестовал он.
Он никогда бы намеренно не стал заводить разговор с ней в столь опасное русло, так как подобные пошлые беседы являлись прелюдиями к не менее пошлым, если не сказать безвкусным, совокуплениям.
Дебен же всего лишь хотел сказать, что уважает ее мнение. Что за червячок, искажающий все его слова, засел сегодня в ее голове?
— Как это несправедливо с вашей стороны — сердиться на меня из-за совершенно невинного замечания…
Дебен хотел сказать, что считает ее выдающийся немного нос показателем волевого характера и что будь он другой формы, ее внешность была бы ничем не примечательна. Ее нос начинал ему нравиться.
Но ее изменчивое настроение поколебало его, он долго подбирал нужные слова. Когда же он наконец почувствовал, что готов, смог лишь произнести:
— Сегодня вам решительно ничего нельзя сказать. Знаете, вам неплохо бы научиться держать свой темперамент в узде.
