Цилле и его подрывники быстро связали восемь гранат. Гауптштурмфюрер на всякий случай разогнул усики. К кольцу одной из гранат прицепили провод. Двое помощников Цилле поползли вперед, их прикрывали огнем. Выбрав замшелый валун, подернутый инеем, подложили под него связку гранат и со всех сторон навалили груду камней. Быстро завершив работу, отползли и притаились в небольшом углублении. Цилле рванул провод. Земля вздрогнула. В серой пыли померкло солнце. Маренн взглянула вперед — груда щебня и обломков выглядела довольно внушительно, но для танков она серьезной преграды не представляла. Подрывники подтаскивали еще камни. Вокруг полыхали взрывы. Дым и серая пыль пропитали воздух. В горле першило, на зубах хрустело.
— Двинулись! — сообщил Раух, глядя в бинокль.
Головной танк пополз вперед, за ним — остальные. От них до позиций, занятой группой Скорцени, оставалось не более трехсот метров. Конечно, некоторые подорвутся на минах, но все равно — их много.
— Гранаты — по шесть штук в связке! — скомандовал Скорцени.
Цилле метнулся к своим людям. Стонущий рев моторов задавил все звуки. Танки надвигались, пушки изрыгали пламя. Стреляя, перебежками за танками следовали десантники. Вскоре послышались взрывы — головной танк завертелся на месте, подорвавшись на мине. Остальные приостановились, начали обходить. Один «шерман» вырвался вперед и устремился в ущелье. Маренн видела, как подрывник Цилле — тот самый, которому она только что сделала перевязку, — выполз вперед, на край обрыва. Наклонился, швырнул связку гранат вниз и отпрянул за камень. Взрыва слышно не было. Солдат приподнялся, бросил вторую. Упругая волна горячего воздуха накрыла всех. Солдат отползал назад. Хватая воздух пересохшими губами, он осматривался вокруг, Маренн поняла, что он оглушен. Его втащили за большой валун. Маренн взяла флягу со шнапсом.
— Глотните.
Он с благодарностью кивнул. Отпив, отстранил флягу, передохнул, спросил хриплым голосом:
— Как танки?
— Шесть штук подбили, горят, — сообщила Маренн.
Она выглянула из-за камня. Невооруженным глазом было видно, что танки отползают, чтобы подготовиться к новой атаке. Между ними мелькали десантники в камуфляже. Из-за леса, не умолкая, доносились орудийные залпы. Над ущельем поднимались столбы буро-сизого дыма и таяли в безоблачном небе. Шоссе не было видно — так его заволокло дымом.
К вечеру их сменил батальон первого моторизованного полка СС, переправившийся через Амблев. Отбив еще четыре атаки «шерманов», группа Скорцени, изрядно потрепанная, отошла к Ставелоту.
Остановились в предместье, где было довольно тихо, в одном из домов, принадлежащем выходцам из Германии. Их встретили радушно, предложили ночлег и горячий ужин. Что-то невероятное — какая-то отчаянная мечта, сбывшаяся случайно. Маренн получила возможность принять теплую ванну, сменить одежду. Ей уступили одну из комнат на втором этаже, где ее ждала мягкая постель, застеленная атласным покрывалом. Она накупалась вволю и, завернувшись в широкое махровое полотенце, улеглась на кровать. В дверь постучали. Она почему-то подумала, что это Раух. Накинула на себя покрывало.
— Войдите.
Дверь открылась. На пороге появилась хозяйка дома, еще не старая дама, весьма привлекательная, аккуратно причесанная, одетая тщательно, даже изысканно — с украшениями и прочими деталями, которые всегда выдают стиль. В руках она держала поднос.
— Прошу прощения, фрау, — проговорила она. — Я принесла кофе. Хочу предложить вам, если позволите, конфитюр и сыр с лесными орехами. Нашего собственного изготовления.
— Благодарю, — Маренн искренне улыбнулась. — Не откажусь попробовать.
Хозяйка прошла в комнату, поставила поднос на столик около кровати.
— Аделаида, — представилась она. — Аделаида Гроссман. В девичестве фон Курц.
«Ах, вот в чем дело, — подумала Маренн. — Сразу заметно благородное происхождение».
— А вы, я слышала, доктор? — фрау Гроссман взглянула на Маренн с явным любопытством.
— Да, я хирург, — ответила она.
— Это впечатляет, — хозяйка всплеснула руками. — Мужественная профессия, мужская профессия. Одна среди мужчин, — она понимающе улыбнулась. — Я обратила внимание, — фрау Гроссман перешла на полушепот. — Все офицеры как на подбор. Сразу видна наша германская кровь. Здесь стояли эти американцы. Увальни. Грязнули. Я их даже на порог не пустила. Слава богу, они и не лезли, сразу поняли, с кем имеют дело. Признаюсь, я даже вам немного завидую. Такой красивый мундир, — она кивнула на китель Маренн, который висел на спинке кресла. — Такие красивые мужчины вокруг, и все храбрецы, я не сомневаюсь. Надо же, хирург! — она покачала головой. — Ой-ой. Вы режете, достаете осколки, море крови, страдания? И все это на поле боя. О, мадонна, — она сложила руки. — И это с такими хрупкими руками, с такой внешностью киноактрисы. С такой фигурой. Я обратила внимание, — она подошла поближе, — у вас очень красивая фигура, фрау. Такие стройные ноги, — простите мою бестактность, — тонкая талия, красивая, высокая грудь, это даже заметно в мундире, под ремнями. А волосы! Я чуть не ахнула. Просто невероятно. Всю жизнь мечтала иметь что-то подобное, даже упражнения делала, — призналась она смущенно, — но сами видите, ничего особенного, все так заурядно. А таких, как вы, я видела только в кино. Вы меня просто покорили, И не только меня, я полагаю, это закономерно, — она как-то заговорщицки подмигнула. — Вы молодая…
— Я не такая уж молодая, — Маренн хотелось как можно скорее прекратить эти излияния восторга. — Я была здесь, в Арденнах, еще в четырнадцатом году, в санитарном отряде.
— О, четырнадцатый год! — на лбу хозяйки залегла трагическая складка. — Весной мой первый муж, барон фон Матцан, разбился на скачках. Потом началась вся эта ужасная война. В конце года мы познакомились с Вилли. Он служил в кайзеровской армии. Дослужился до майора. Сами мы из Аахена. И хотя обосновались здесь, тогда это была немецкая территория, а теперь оказались как бы на бельгийской. Но мы все равно немцы. И никого другого знать не желаем. Правда, теперь мне все приходится делать самой, все решать, — в ее голосе послышались жалобные нотки. — Вилли мой нынче уже ни на что не годен. Ну совершенно ни на что, — добавила она многозначительно. — Не то что этот ваш гауптштурмфюрер. Впрочем, любой из них, я полагаю.
— Какой гауптштурмфюрер? — Маренн насторожилась.
— Гауптштурмфюрер Раух, кажется, — ответила хозяйка. — Это он обратился ко мне, чтобы вам отвели отдельную комнату и приготовили ванну. Я не разбираюсь в чинах, но хорошо разбираюсь в мужчинах, фрау. Очень красивый молодой человек, гладко выбрит, и этот парфюм. Это очень, очень аристократично. И о вас он очень заботится. Я заметила.
