Ознакомительная версия.
— Леди Реджи, — заглянула в комнату пожилая служанка, — вам пора.
— Спасибо, Тесс. — Реджи обернулась к Джеймсу и Конраду:
— Вы хотели как лучше, но, думаю, вы простите меня, если я не стану благодарить вас за это?
— Но ты говорила, что сама во всем разберешься, — напомнил Джеймс.
Она впервые улыбнулась. Это была прежняя, такая знакомая усмешка лукавого бесенка. Она обняла и поцеловала сначала Джеймса, потом Конрада.
— Я разберусь, обещаю. А сейчас, джентльмены, прошу извинить, мне пора кормить малыша.
Когда Реджи вышла из комнаты, Джеймс и Конрад начали хохотать, а Николас застыл с открытым ртом.
— Что я тебе говорил, Конни? — еле выдавил от смеха Джеймс. — Ради такого зрелища не жалко проделать весь этот путь!
За полчаса Николас выпил уже три стакана бренди и теперь налил четвертый. Джеймс Мэлори и Конрад Шарп недавно покинули его дом, но Николас до сих пор не мог забыть, как они потешались над ним. Правда, он злился больше по другому поводу.
Он сидел в бывшем своем кабинете, превращенном теперь стараниями его жены в музыкальную комнату. Разумеется, она хотела ему досадить. Кабинет мужчины — это святая святых. А она не только поменяла в нем все, даже обои, но и вообще превратила его черт знает во что!
Может, она решила, что он больше не вернется? Или по крайней мере надеялась на это? Черт бы ее побрал! Его милая, красивая жена за каких-то несколько месяцев превратилась в мстительную фурию с таким же характером, как у двух ее молодых дядюшек. Черт бы их всех побрал!
Элеонора ходила по комнате, бросая на Николаса неодобрительные взгляды, когда он подносил стакан бренди ко рту. Он весь кипел от негодования.
— Черт возьми, где мои бумаги, письменный стол, книги?
Элеонора едва сдержалась.
— Ты сейчас узнал, что у тебя есть сын. Неужели это все, о чем ты можешь спросить?
— Значит, вы не знаете, куда она дела мои вещи?
— Они на чердаке, Ники. Все твои вещи на чердаке, — вздохнула Элеонора.
— И вы были здесь, когда она все переворачивала вверх дном? — укоризненно спросил он.
— Да, я была здесь.
— И даже не попытались ее остановить? — изумился Николас.
— Ради всего святого, Ники, ты что, надеялся и после женитьбы сохранить холостяцкий уклад жизни?
— Я не просил меня женить. И я велел жене быть там, где ее оставил, а не переезжать в мой городской дом. Если ей так хотелось перемен, почему она не стала перестраивать Сильверли?
— Наверное, потому, что Сильверли ей нравится таким, каков он есть.
— Почему же она там не осталась? — сердито воскликнул он.
— И ты еще спрашиваешь?
— А что ей могло не понравиться? — усмехнулся Николас. — Или моя любезная матушка сурово с ней обошлась?
— Регина — законная хозяйка имения, если ты это имеешь в виду.
— Значит, они поладили? Хотя почему бы и нет? — Он язвительно засмеялся. — У них так много общего. Обе ненавидят меня.
— Ты несправедлив, Ники.
— Уж не собираетесь ли вы защищать сестру после всего, что она со мной сделала?
— Нет, — печально ответила Элеонора.
— А, вы приняли сторону Регины. Ну да, конечно, вы так хотели, чтобы я на ней женился. Теперь вы довольны? Посмотрите, во что это вылилось!
Элеонора покачала головой:
— С некоторых пор я тебя не понимаю, Ники. Зачем ты так с ней поступил? Она прекрасная девушка, ты был бы с нею очень счастлив.
Внезапная боль пронзила ему грудь. Счастье с Региной не для него, как бы он к этому ни стремился. Но Элеонора не может его понять, ведь Мириам не говорила ей правды. Сколько он себя помнил, сестры всегда были в ссоре и даже не общались друг с другом. И если Мириам или Регина не рассказали ей обо всем, он и подавно не собирается этого делать. Милая, добрая Элли будет его жалеть, а он не хотел, чтобы его жалели. Пусть уж лучше считает его мерзавцем, как все остальные.
Глядя в пустой стакан, он пробормотал:
— Терпеть не могу принуждения.
— Но что сделано, то сделано, — заметила Элеонора. — Ты женился на ней. И теперь не позволишь ей сделать ваш брак счастливым?
— Нет.
— Конечно, я понимаю, ты злился на весь свет. Но неужели ты не попытаешься, Ники?
— Чтобы она рассмеялась мне в лицо? Нет, благодарю покорно.
— Она просто обижена на тебя. А чего ты ожидал, бросив ее в день свадьбы?
Николас до боли сжал пальцами стакан с бренди:
— Это она вам сказала? Элеонора отвела глаза:
— Ну, в общем…
— Я так и думал.
— Не перебивай меня, Ники, — строго нахмурилась Элеонора. — Я хотела сказать, что она ни разу не говорила со мной о тебе. Но можешь поверить, я жила с ней три месяца и понимаю, что у нее на сердце.
— И правильно сделала, что не сказала вам, что обо мне думает. Ей известно, как вы ко мне относитесь.
— Ники! — гневно воскликнула Элеонора и, не получив ответа, спросила:
— А что будет с твоим сыном? Ты хочешь, чтобы он, как и ты, рос в доме, где царит ненависть? Ты этого хочешь?
Николас вскочил и запустил стаканом в стену.
Потрясенная, Элеонора не могла вымолвить ни слова. Николас сам прервал тяжелое молчание и хрипло сказал:
— Я не дурак, мадам. Она может всем рассказывать, что ребенок мой, но что ей еще остается? Пусть убедит в этом меня!
— Ты хочешь сказать, что вы с ней… что ты никогда…
— Всего один раз, тетя Элли… за четыре месяца до того, как мы поженились! Лицо Элеоноры прояснилось.
— Она родила через пять месяцев после свадьбы, Ники.
Тот похолодел.
— Роды были преждевременными, — резко сказал он.
— Нет! — отрезала Элеонора. — Не говори того, чего не знаешь.
— Тетя Элли, — рассудительно начал он, — если бы она была беременна, когда я уезжал, она наверняка сказала бы мне о ребенке, чтобы удержать меня. Не говорите, пожалуйста, что она ничего не знала, ведь прошло четыре месяца. И, конечно, было бы уже заметно. Следовательно, она могла быть только на первом или втором месяце беременности.
— Николас Эден, пока ты не оставишь свое упрямство, я тебе ничего больше не скажу!
С этими словами Элеонора вышла из комнаты, сердито хлопнув дверью.
Николас схватил графин с бренди, хотел было тоже запустить его в стену, но вместо этого поднес к губам. Почему бы и нет?
Она должна была сказать ему о беременности, когда они поженились. Николас стал вспоминать, сколько раз позволял другим мужчинам отвозить ее домой. Вспомнил о Джордже Фоулсре, вспомнил свою ярость. Неужели это было дурным предчувствием? Неужели он тогда знал, что молодой ублюдок не повез ее домой?
Николасом овладела такая злоба, что он потерял всякую способность мыслить. Все это время он пытался не думать о ребенке, но его усилия оказались тщетными. Неужели это его сын? Ладно, пусть она попытается его убедить.
Ознакомительная версия.
