Он подкрадывался к ней, как пантера подкрадывается к добыче. Сердце билось сильно, его громкий стук пульсировал в каждой клеточке напряженного тела, готового к прыжку. Ник наклонился и откинул одеяло, готовый взять ее, войти в ее чувственную податливую плоть.
Саманта прерывисто вздохнула, свернулась калачиком, крепко обняла подушку и прошептала:
– Папа! – Волосы рассыпались вокруг лица золотистым ореолом. Длинные ресницы кротко трепетали. Губы были сложены в детской недовольной гримаске. Она была безобидна и безмятежна, словно двенадцатилетний ребенок.
– Дьявол! – Ник рванулся к двери. Он казался себе мерзким хорьком, который спокойно душит слабого беззащитного цыпленка. Не сводя взгляда с кровати, быстро натянул брюки. Теперь они не были ему тесны. На цыпочках прокрался в коридор, осторожно прикрыл дверь, в изнеможении прислонился к ней, вытер вспотевший лоб. Слава Богу, что она не проснулась. Ноги у него дрожали и подгибались, как ватные. Глубоко вздохнув, шатаясь, побрел в свою комнату. Дрожа и проклиная себя, плюхнулся на постель, закрыл лицо ладонями.
Так дальше продолжаться не может. Он с трудом сдерживается, наблюдая за ней, за ее движениями, как и что она делает по дому. Он вдыхает запах ее духов, запах розы присутствует в его комнате даже тогда, когда ее нет поблизости. Он не может спокойно слышать ее голос – мягкий и низкий, с чудной хрипотцой. Она волнует его и играет его чувствами, как кот с загнанной в угол мышкой.
Конечно, ничего хорошего в его состоянии не было. Он не мог получить облегчения. Ему становилось день ото дня все хуже и хуже. Он пытался вообще не заходить в дом, но есть-то необходимо. Он начал носить с собой шляпу и прикрываться ей. Однажды Джейк и Джефф глянули на него, потом на шляпу в его руках и захохотали, как безумные. Ему казалось, что его засасывают зыбучие пески и никто не хочет бросить спасительную веревку.
Конечно, он мог бы ворваться к ней наверх и взять ее. А там, черт с ними, с какими бы то ни было последствиями. Он знал, что она хочет его. Но также знал, что с чувством вины перед ней ему не совладать. И когда к ней вернется память, она возненавидит его и уйдет. Ей будет все равно, женаты они или нет. Их брак будет признан недействительным. Она будет жить своей жизнью, но уже без него!
Он знал, что у них не было близости. Он был пьяным, но не мертвым там, в лачуге. Он знал, что это непременно запомнил бы. И он точно знал, что если хоть раз они допустят близость, то он никуда не отпустит ее. Он просто не сможет без нее жить.
Весной он, обязательно, продолжит поиски Билли, человека, который ей нужен, имя которого она выкрикивала в своем горячечном бреду. Он обязательно его найдет. Пусть они встретятся.
Утро наступило с потрясения. Испытания для Ника явно не закончились. Она постучала и просунула рыжую головку в дверь.
– Доброе утро, соня. Ты хорошо спал? – спросила она, лукаво глядя на него ярко-зелеными глазами и улыбаясь.
– Отлично, – отозвался он и улыбнулся. Она выглядела свежо, как утренний цветок.
– Встретимся за завтраком, – весело и многообещающе прощебетала она, закрывая за собой дверь.
Ник с трудом выбрался из постели и доковылял до зеркала.
– Бог мой! – Он задохнулся, увидев, что из зеркала на него глядит взлохмаченное существо. Небритое, с затравленным выражением покрасневших от бессонницы глаз. Он вздрогнул и заскрипел зубами, чувствуя надвигающуюся опасность. Она исходила от этой рыжей девчонки. Он горестно подумал о том, что за бутылку виски и прядь золотисто-рыжих волос продал свою душу.
Наступит зима. Вокруг дома вырастут высокие сугробы и отрежут ранчо от остального мира. Ветер будет свистеть и проситься в дом. Пойдет снег – густой, словно белая завеса, за которой ничего не видно. В доме, в соседней комнате, будет она – мягкая, теплая, ласковая, соблазнительная и страстная.
Он схватил рубашку, натянул ее и заправил в штаны, которые сразу стали тесными. Держа перед собой шляпу, прикрыв ею набухшую от внезапного возбуждения плоть, он вышел через черный ход. Тяжело вздохнул. Судя потому, как идут дела, зима будет долгая и холодная.
Ник зажег сигару и направился к общежитию для рабочих. Он был мрачен, неразговорчив, готов вспылить от любого неосторожно оказанного слова. Он был чисто выбрит и вымыт. Оделся, соответственно своему мрачному настроению, во все черное. Черный платок на шее, черная шелковая рубашка, черные габардиновые штаны, жилет из толстой воловьей кожи. Высокие сверкающие сапоги. К кожаному поясу прикреплен нож в черных ножнах. На правом бедре низко висел ствол сорок четвертого калибра с ореховой рукояткой, блестевшей от частого применения. На руках черные кожаные перчатки. На лоб надвинута черная шляпа с плоской тульей. Он выглядел очень опасным мужчиной. Да он и был сейчас таким.
Ник чувствовал себя волком, попавшим в капкан. Ему оставалось либо бороться и тащить капкан за собой, либо перегрызть лапу и уйти. Что бы он ни выбрал, спасения для него не было. И сейчас он готов был затеять драку.
Он крепко сжал зубами испанскую сигару и пинком распахнул дверь кухни. Схватив с полки жестяную тарелку и серебряный прибор, он резко повернулся к столу. Сощурив глаза, оглядел сидящих за столом рабочих. Ковбои заканчивали завтрак. Никто не сказал ему ни слова. Никто не удивился тому, что он пришел завтракать к рабочим. Все разговоры стихли, ковбои, чувствуя его воинственное настроение, молча разбредались по своим углам.
Ник положил себе мясо и бобы из большой металлической кастрюли и пару огромных кусков пирога. В маленькую чашечку налил кофе, такой крепкий, что в нем, кажется, не смогла бы утонуть конская подкова. Подошел к грубо сколоченному столу и уселся на длинную деревянную скамью.
Хромой повар, бывший ковбой, проковылял мимо и заметил:
– Привет, Ник! Надоела Розина стряпня?
Ник яростно посмотрел на него и ничего не ответил.
– Ладно, ешь, а я пойду мыть посуду, – сказал повар и поспешно удалился.
Ник ел, оглядывая помещение. Комната не очень просторная, но в ней есть все самое необходимое: длинный стол из сосновых досок, скамья, неуклюжая железная плита для приготовления пищи и обогрева. Рядом с плитой на стене висели полки для инвентаря и посуды. Здесь он мог немного сосредоточиться и спокойно поесть. Главное, что сюда ей хода нет.
Закончив завтрак, посмотрел в окно. Прикурил еще одну сигару и налил себе вторую чашку крепчайшего кофе. Ему стало немного легче. Но кто посоветует ему, как выйти из столь затруднительного положения. Он снова помрачнел и нахмурился. С Самантой он не переживет зиму. И в то же время не сможет провести всю зиму в городе. Вдруг он хлопнул по столу ладонью.
