— Что такое, моя дорогая? — спросил Маркус, от которого не укрылся этот тихий вздох.
К огромному облегчению Изабел, в этот момент постучали в дверь, и Маркус разрешил войти. В комнату вошел Диринг с большим серебряным подносом. Он сохранял невозмутимый вид, но быстрый взгляд, который он бросил на дверь в спальню лорда Мэннинга, красноречиво поведал, о чем он думает. Опустив поднос на столик красного дерева, что стоял сбоку от дивана, Диринг поклонился и мрачно объявил:
— Кухарка на ногах с тех самых пор, как лорду Мэннингу стало плохо. Здесь теплые булочки, пирожки с жареными яблоками, имбирные пряники, филе с кровью, жареный бекон, яйца всмятку, чай и кофе.
Маркус улыбнулся ему:
— Передайте ей мою благодарность. Моя жена… — какое наслаждение произносить эти слова, знал только Маркус, — моя жена, наверное, полакомится сладостями и выпьет чаю, а филе и яйца — как раз то, что нужно мне.
На лице Диринга мелькнула бледная улыбка.
— Да, кухарка мне сказала то же самое, когда я вздумал протестовать. — Диринг указал взглядом на дверь спальни и понизил голос: — Ну как он?
Маркус покачал головой:
— По крайней мере без изменений к худшему. Отдыхает. С ним внук.
Диринг не сумел придумать причину, чтобы остаться, и неохотно покинул комнату.
Изабел ела пряник и пила чай, а Маркус наложил себе большую тарелку мяса с кровью, яиц, добавил теплых булочек и пару пирожков. В последний раз он ел довольно давно. Некоторое время в комнате царило молчание: Изабел пощипывала булочку и смотрела в никуда, Маркус сосредоточился на еде.
Когда его тарелка опустела, Маркус почувствовал прилив сил. Он встал:
— Я сейчас вернусь. Пойду узнаю, как там милорд, и предложу Эдмунду пару пирожков, пока они теплые.
Неслышно войдя в комнату, он обнаружил, что и лорд Мэннинг, и Эдмунд спят. Эдмунд лежал, свернувшись калачиком, рядом с дедом, и рука лорда Мэннинга покоилась на плече мальчика. У Маркуса защемило сердце от этой картины. Смерть барона станет для всех тяжелой утратой, но Эдмунду достанется больше всего. Бедный постреленок. Такой маленький, а уже потерял отца, теперь еще и дед… Маркус вспомнил, как страшно страдал после смерти собственного отца, и поклялся, что сделает все, что в его силах, для этого мальчика и даже больше, чтобы стать достойной заменой старому барону.
Лорд Мэннинг как будто почувствовал присутствие Маркуса: его веки дрогнули, он проснулся и улыбнулся ему одной из этих болезненно кривых улыбок:
— Сердишься, что я таким способом погнал вас к алтарю?
Маркус покачал головой, в серых глазах промелькнул слабый отблеск смеха.
— Нет, в действительности я даже благодарен. Изабел все увиливала, не хотела назначить дату свадьбы, и вы мудро поступили, назначив ее за нас. — Его взгляд стал серьезнее. — В этом-то и состоял ваш план, так?
Старик осторожно снял руку с плеча Эдмунда.
— Мне казалось, что она рада помолвке, но она ведь независимый дьяволенок, и я боялся, что после моей смерти она найдет способ ее расторгнуть, — признался лорд Мэннинг. — Когда меня не станет, к Эдмунду отойдут ценные земли и большое состояние, но пока он не достигнет совершеннолетия, ему и Изабел нужны защита и крепкая мужская рука.
— О, только Изабел этого не говорите! — усмехнулся Маркус.
Он оценивал состояние старика. Несмотря на то что левую половину тела разбил паралич, он выглядел на удивление хорошо: более-менее нормальный цвет лица, глаза ясные, а говорит он хотя и с трудом, но вполне членораздельно. Добрый знак.
Лорд Мэннинг тихо засмеялся:
— Да знаю я, знаю. Не сомневаюсь, что она более чем в силах управлять имением и распоряжаться, однако ей придется действовать против традиций, и они с сыном могут пострадать от тех не слишком порядочных типов, которым захочется поживиться за их счет. Ты, как ее муж, защитишь их.
— Я сделал бы это в любом случае, — тихо сказал Маркус.
Лорд Мэннинг прикрыл глаза. Его лицо вновь стало изможденным.
— Знаю, — ответил он негромко и невнятно. — Знаю, но так будет лучше, и я могу умереть, зная, что они в безопасности.
Маркус коснулся его руки, безвольно лежавшей на постели. Мэннинг открыл глаза. Маркус подмигнул ему:
— Милорд, думайте больше о жизни и меньше о смерти.
Старик едва заметно улыбнулся и снова погрузился в сон.
Маркус развернулся и пошел в гостиную.
В дверях его встретила Изабел.
— Он в порядке? — взволнованно спросила она. — Вас так долго не было, что я испугалась…
Маркус взял ее под руку и отвел обратно в гостиную.
— Успокойтесь, — сказал он. — С ними обоими все хорошо. Лорд Мэннинг проснулся, и я поговорил с ним, потому и задержался.
— Он говорил с вами? Что он сказал?
— Что счастлив видеть нас мужем и женой.
Она неуверенно улыбнулась:
— А вы? Вы счастливы?
Маркус притянул ее к себе и, глядя в глаза, негромко сказал:
— Может, наша помолвка и произошла случайно, но если вы хоть чему-то верите, поверьте, что больше всего на свете я хотел на вас жениться.
Было в его взгляде, в его лице что-то такое, отчего ее сердце бешено заколотилось. Разве это возможно? Неужели сбылась ее самая тайная, самая заветная мечта? Маркус ее любит? Или же в его глазах она видит только теплую привязанность опекуна к подопечной? На нее нахлынуло отчаяние. Если он женился на ней из чувства долга, видя в ней всего лишь несносную подопечную девчонку, лучше ей утопиться в озере! Но если… если он женился, потому что увидел в ней женщину, женщину, которая будет любить его до конца своих дней… В ее сердце вспыхнула надежда. Если это то, что она прочла в его глазах, то она поистине счастливейшая из женщин.
Она знала это смуглое лицо и серые глаза почти так же хорошо, как свои собственные, они долго являлись ей в снах. Она не понимала, видит ли она реальность — или то, что хочет видеть. То, что Маркус мог полюбить ее, казалось ей невероятным. Она внутренне вздрогнула. Ведь она ничего не сделала, чтобы понравиться ему, но в те мгновения в его объятиях… Ее затопило теплом, внутри что-то сладостно затрепетало. Он желал ее, желал, как мужчина желает женщину, желал ее так же сильно, как и она его — с семнадцати лет… Румянец окрасил ее щеки, она опустила глаза.
— Красиво сказано, — пробормотала она, играя с пуговицей на его жакете.
Он наклонился и коснулся губами ее уха:
— Дорогая, милая жена моя… Мне очень много нужно тебе сказать. Скоро.
Она подняла голову.
— И не будешь ругаться? — поддела она его. Его глаза засияли, и он притянул ее ближе.
— Нет, ругаться не буду. У меня есть другие методы наказания для бессовестных маленьких мегер вроде тебя. — Его губы нашли ее рот, и вожделение к ней, которое никогда не оставляло его, вновь взорвалось внутри. Он целовал ее пылко, не скрывая внезапного и неистового желания. Маркус попытался вернуть самообладание, но его тело, как пленный зверь, почуявший свободу, имело другие соображения на этот счет, и он прижал Изабел к себе еще крепче, целуя с нарастающей страстью.
