Откуда взялась эта мысль? Но правда была в том, что она действительно будет по нему скучать — гораздо больше, чем ей хотелось.
— Роберт… давай будем общаться с тобой чисто профессионально.
— Почему? Пока мы как-то обходились без этого.
— Для дела это будет полезнее.
— Не согласен. Я считаю, что должно быть полное партнерство. В конце концов, мы оба родители. Это по крайней мере у нас общее.
Как только Роберт произнес эти слова, он тут же о них пожалел. Она помрачнела и вздрогнула, будто от удара.
«Проклятие, какой же я дурак!»
— Мойра, прости меня. Мне не следовало говорить о Ровене в таком игривом тоне. Я не подумал. — Он взял ее за руку. — Мы будем партнерами, если так для тебя легче. И мы сделаем все, чтобы освободить ее.
Она слабо улыбнулась и осторожно высвободила руку.
— Спасибо. — Она поправила прядь волос, упавшую ей на лицо. — Труднее всего ночью. Я просыпаюсь и начинаю думать о ней, а потом уже не могу заснуть.
— Может, тебе станет лучше, если мы поговорим о ней? Или это будет еще хуже?
— Не знаю. Мне не с кем было разговаривать.
Он откинулся на спинку кресла.
— Мне бы хотелось узнать больше о нашей дочери. Я никогда не думал о себе как о родителе.
Она вымученно улыбнулась:
— Я тоже никогда не думала о себе как о матери, пока не стала ею, так что я понимаю, что ты имеешь в виду. Теперь я не могу представить свою жизнь без нее.
Он кивнул.
— Какая она? Спокойная и послушная девочка?
Мойра просияла.
— Нет! Она очень любознательна, все время задает вопросы и… Иногда она просто сводит меня с ума своими вопросами. Один раз я даже была готова отругать ее.
Роберт усмехнулся:
— Ни ты, ни я не страдаем робостью или застенчивостью.
— О, она не просто отчетливо выражает свою мысль. Она любит поспорить. И обожает лошадей больше, чем… — Голос Мойры задрожал, в глазах блеснули слезы.
— О, Мойра, не надо! — Он притянул ее на колени и прижал к себе. Он держал ее обеими руками, пока она тихо плакала у него на плече. — Успокойся, дорогая, — прошептал он, прижавшись губами к ее волосам. А потом снова и снова обещал, что они обязательно вернут Ровену и все будет хорошо. Про себя он поклялся, что заставит Джорджа Энистона заплатить за те страдания, которые он причинил Мойре и их дочери.
Он гладил ее плечи и спину, давая выплакаться. Постепенно слезы высохли.
— Прости меня. Я только подумаю, что у меня все хорошо, а потом случается такое.
— Я не должен был спрашивать о Ровене. Будь проклято мое неуемное любопытство!
— Она точно такая же. — Мойра попыталась улыбнуться. — Все хорошо, Роберт. Хорошо, что я поговорила о ней. Просто раньше мне не с кем было говорить, и я к этому не привыкла.
— Ты мало кому доверяешь, да?
— Кроме Ровены.
Он поднял указательным пальцем ее подбородок и заглянул в глаза.
— Если ты решишь, что все это слишком тяжело для тебя, скажи только слово, и я отправлю тебя домой. Понадобится еще пара дней, чтобы найти шкатулку, но потом я приеду к тебе и…
— Нет, это и мое сражение! — Мойра стиснула зубы.
Она попыталась встать, но он ее не отпускал.
— Мне больше нравится держать тебя на коленях. У меня водянистая кровь, а ты меня согреваешь.
— Не придумывай.
— Ладно. В таком случае я — избалованный сноб, который не может поддерживать беседу с красивой женщиной, если не обнимает ее.
Она разразилась смехом.
— Что избалованный — это точно.
Он усмехнулся, довольный тем, что к ней вернулось хорошее настроение.
— А теперь, когда нам обоим хорошо, давай обсудим предстоящий вечер. У меня есть кое-какие опасения. Росс, по-моему, непредсказуем. Я боюсь, что он может переступить определенную черту, а меня не будет рядом, чтобы защитить тебя.
Она пожала плечами:
— У меня есть пистолет.
— Этого недостаточно. Я думаю, что надо прекратить попытки ублажать и обхаживать Росса, лучше дать Бюффону время проявить свои магические способности. Кто-то же в этом замке должен знать, где этот тайник.
— Нет, мы должны использовать каждую возможность. Я знаю, что, если у меня будет еще немного времени, я смогу убедить Росса показать мне свою коллекцию.
Выражение ее лица было таким серьезным, что он не смог ей отказать. Он прислонился лбом к ее лбу.
— Ты твердо решила?
— Да. — Она взглянула на часы на каминной полке. — Тебе следует вернуться в свою комнату и одеться к ужину.
Она уперлась ладонями ему в грудь, чтобы сесть прямо, но он ее не отпускал.
Было так уютно сидеть у огня в этой комнате, обнимая Мойру. Это была минута абсолютного покоя перед представлением, которое им обоим предстояло разыграть.
Он никогда раньше не наслаждался покоем, и, если бы кто-нибудь спросил его об этом, он поклялся бы, что не знает ничего скучнее покоя. Но то, что он испытывал сейчас, обнимая Мойру, было все, что угодно, но не скука.
— Роберт, скоро вернется моя горничная.
— Я знаю. — Вздохнув, он отпустил ее.
Она обняла Роберта за шею и с неожиданной страстью прижала его к себе.
Он удивился, но, не моргнув, снова обнял ее, борясь с желанием сунуть руку ей под халат, чтобы почувствовать тепло ее кожи и…
В таком положении они оставались несколько секунд.
Мойра тяжело вздохнула и поднялась с его колен. Потом, увидев свое отражение в зеркале, хихикнула:
— Прическу придется делать заново.
Роберт тоже встал и открыл окно. Ворвавшийся холодный ветер несколько остудил его воображение.
— Мне не нравится, что тебе опять надо идти по карнизу.
— Не беспокойся. Старый дуб возле нашего дома был опаснее. Он был очень удобно расположен, как раз за моим окном. Когда отец думал, что я штудирую «Илиаду», я на самом деле скакал на лошади по пустошам.
Он вышел на карниз.
— Закрой за мной окно, но не запирай его. Мне, возможно, понадобится вернуться.
Она стояла у окна, улыбалась ему и выглядела такой юной в своем голубом халате и с растрепавшимися волосами.
— Да, сэр. Могу я сделать для вас что-нибудь еще?
Он улыбнулся:
— Ничего такого, что нам захотелось бы закончить за несколько минут до прихода наших слуг. Сейчас пора сосредоточиться на нашем деле. Пусть нам сопутствует успех! — Он подмигнул ей и исчез.
Я собираюсь медленно душить мисс Смайт-Хотон до тех пор, пока она не запросит пощады… сразу же после того, как спасу ее.
Из дневника Майкла ХерстаУжин наконец закончился. Роберт откинулся на спинку стула и поднял свой монокль, чтобы разглядеть поставленную перед ним тарелку с куском вишневого торта. Сморщив нос, он отодвинул тарелку.
