Если бы она могла сбежать от него… Но она застряла здесь, в его замке, работая во благо его дела, а каждую ночь в его спальне изнывала от неудовлетворенного желания.
Он прав.
Она сдастся на милость победителя. Так почему не здесь? Почему не сейчас? Ведь у них сейчас имеется, быть может, последняя возможность.
Сегодня Просперо заставил ее посмотреть в глаза правде, которую она старалась не замечать: Рауль возглавляет мятеж. Даже если мятеж закончится удачно, его могут убить. А если мятеж не удастся, его убьют с такой жестокостью, как если бы он был опасным уголовным преступником.
При этой мысли Виктория уставилась в темноту комнаты, освещенной лишь пламенем камина и единственной свечой. Что она будет делать, если Рауля убьют? Будет каждый день своей жизни сожалеть о том, чего не осмелилась разделить с ним страсть?
Да, именно это ее и ожидает. Потому что она дурочка.
«Пусть уж буду дурочкой, но его дурочкой».
Откинув одеяло, она встала. Она знала, что он не спит. Она чувствовала, что он наблюдает, как она осторожно идет в слабом лунном свете к его кровати. Но он не сказал ни слова — не приободрил ее, не остановил. Он просто ждал. Ей пришло в голову, что ждать он умеет. Он всю жизнь ждал своего трона. Он ждал, когда она примет решение, с того момента, как увидел ее в отеле… а может быть, ждал с тех пор, как они поцеловались на балконе в доме Гримсборо.
Может, это было неизбежно?
Он лежал, заложив руки за голову, и на его мощных предплечьях играли мускулы. Грудь его была обнажена, одеяло прикрывало его до пояса.
Виктория села на его постели, но он и бровью не повел. У него было потрясающее терпение.
— Сними ночную сорочку, — сказал он. В его низком голосе звучали требовательные нотки. — Я хочу, чтобы твоя грудь прижималась ко мне, когда ты будешь меня целовать.
Виктория замерла.
Да, она была права. Он настаивал на полной безоговорочной капитуляции. Она отдаст ему все и никогда не посмеет сказать, что не знала, что делает.
Виктория нерешительно расстегнула пуговицы на груди и осторожно спустила сорочку сначала с одного плеча, потом с другого.
Теперь она показывала себя ему добровольно, а для этого требовалось больше самоуверенности.
Хоть бы он помог ей…
Крепко ухватившись за легкую ткань сорочки на груди, она ждала, затаив дыхание, но он ничего не сказал. И ничего не сделал.
Однако Виктория чувствовала, как от него исходят тепло, страстное желание и соблазн. Если она хочет и впрямь отдаться ему, то нужно действовать и не колебаться.
Виктория медленно высвободила руки из рукавов сорочки и спустила ее до талии. Рауль схватил ее за плечи и прижал к себе.
Виктория и представить не могла, что способна таять от страстного желания. Ее руки лежали на его плечах, и она с любопытством гладила его, потрясенная мощью его мускулов.
Губы Рауля находились так близко, что стоило ей немного потянуться, и она бы снова попробовала их на вкус. А почувствовать его вкус было все равно что испить изысканного вина: вкус был пьянящий и служил прелюдией к другим наслаждениям. Виктория потянулась к нему, а когда их губы почти соприкоснулись, подумала: «Если я это сделаю, назад дороги не будет». И поцеловала его.
Целовать Рауля было все равно что целовать дракона. Пламя, скользнувшее в рот, распространялось по всему телу.
Ночная сорочка задержалась на округлости бедер, и он оставил руки под тканью, как будто ему хотелось быть к Виктории как можно ближе. Ей же захотелось, чтобы он приласкал ее.
Но он не двигался, не желал двигаться, пока она не попросит об этом.
Очень неохотно она оторвала губы от его губ. Поднявшись на колени, она полностью сняла с себя ночную сорочку и бросила ее на пол.
В розоватом свете каминного огня его глаза искрились, когда он смотрел на ее обнаженное тело. Она присела на корточки, и его взгляд напряженно следил за каждым ее движением. Он потянулся к полке в изголовье кровати, и мышцы его предплечий, груди и живота напряглись.
Завороженная игрой его мускулов под кожей, Виктория не заметила, что именно он взял с полки, но усилившийся запах лаванды привлек внимание.
— Это лавандовое масло, — сказал Рауль, растирая масло в ладонях. — Говорят, оно помогает расслабиться.
Виктория нервно рассмеялась при мысли о том, что может расслабиться здесь, сейчас, когда готова предаться страсти.
Рауль улыбнулся, глядя на нее, словно, как всегда, прочел ее мысли.
Побрызгав маслом на ее ноги, бедра и живот, он принялся втирать его в тело, постепенно увеличивая нажим, что, как ни странно, заставило Викторию и расслабиться, и напрячься одновременно.
Конечно, он уже прикасался к ней в самых интимных местах и даже целовал ее там, но открыться перед ним полностью, зная, что Рауль может смотреть на нее, ласкать… Виктория пока не могла.
Но ей хотелось, чтобы он прикасался к ней.
После некоторой борьбы с собой Виктория, медленно сдавая позиции, раздвинула ноги.
— Прошу тебя, — прошептала она. — Прошу, прикоснись ко мне… Пожалуйста… Покажи мне…
Его руки скользнули к развилке ее бедер, и на какое-то мгновение Виктории показалось, что он понял ее желание.
Но ладони его замерли, и он спросил:
— Здесь? Покажи мне точно.
Виктория закусила губу, потом легонько прикоснулась к себе.
— Здесь?
— Да.
Она задрожала, застыв в ожидании.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Ты мог бы просто… погладить меня?
— Вот так?
Его пальцы, двигаясь кругами, постепенно сближались и, встретившись, осторожно приподняли край чувствительной плоти, двигаясь вверх и вниз.
Виктория забыла о застенчивости.
— Да.
— Тебе это нравится?
Рауль усилил давление, увеличил темп.
— Да. Прошу тебя, Рауль. Ты заставляешь меня… желать…
У нее вырвался непрошеный стон.
Подчиняясь чисто женскому инстинкту, она качнула бедрами, чтобы не оставалось сомнения в том, что это приглашение. Он не воспользовался приглашением. Вместо этого умелые руки смазали маслом все сокровенные местечки ее тела и снова замерли.
— Пожалуйста! — опять взмолилась Виктория.
— Ты ведь знаешь правила.
Рауль не хотел проникать в ее тело без приглашения.
Виктория тяжело дышала, дрожала, понимая, что ей придется сделать. Схватив его руку, она прижала ее к себе.
Это было все, что ему требовалось. Его палец скользнул внутрь ее тела без всякого труда. Когда к первому присоединился второй палец, Рауль стал с большей осторожностью открывать тугой проход.
