Капельки пота выступили на лбу Анжелики, но только из-за жары. Волнения не было и в помине. Анжелика не думала ни о своих сыновьях, ни о тех усилиях, что ей пришлось приложить, создавая то, что она сейчас могла уничтожить.
Теперь все казалось ей совершенно логичным. Долгие годы она боролась с СУДЬБОЙ вслепую, как бедный трудолюбивый крот. А сегодня она встретилась с сумасбродной госпожой Фортуной лицом к лицу. И она возьмет судьбу за глотку, расправится с ней. Она столь же безумна, опасна и непредсказуема, как и сама СУДЬБА. Сегодня они играют на равных!
— Равенство.
В поднявшемся шуме раздались крики:
— Выбор ставки! Выбор ставки!
Анжелика подождала, пока немного уляжется суматоха, а затем тоном прилежной ученицы поинтересовалась, в чем именно заключается последний, наивысший тур хоки.
Все заговорили одновременно. Наконец, шевалье де Мере[32] уселся рядом с игроками и дрожащим голосом начал объяснять.
Во время последнего тура соперники вновь начинают с нуля. Все предыдущие долги и выигрыши аннулируются. Вместо этого каждый участник выбирает ставку, но сообщает не то, что он собирается поставить на кон, а то, что он намеревается потребовать у противника. Нечто невероятно ценное. Тут же привели примеры: в прошлом веке финансист Тортеме потребовал у Монморанси его дворянский титул, а уже упоминавшийся дед господина Вилларсо согласился с тем, что если он проиграет, то уступит свою жену и свой полк противнику.
— Могу ли я отказаться от партии? — спросила Анжелика.
— Это ваше неотъемлемое право, мадам.
Молодая женщина замерла, взгляд ее стал мечтательным. Было слышно, как по комнате летает муха. Вот уже несколько часов Анжелика «вела игру». Неужели в последнем туре удача оставит ее?
Внезапно она словно пробудилась ото сна, глаза ее вновь заблестели, но теперь уже каким-то диким, необузданным огнем. Она улыбнулась.
— Я продолжаю.
Шевалье де Мере перевел дух и сказал:
— Для выбора ставки существует фраза, предписанная правилами: «Партия принята. Если я выигрываю, я требую…»
Анжелика послушно кивнула и, все так же улыбаясь, повторила:
— Партия принята, монсеньор. Если я выигрываю, я требую у вас отель Ботрейи.
Мадам Ламуаньон громко вскрикнула, но взбешенный муж твердой рукой тут же зажал ей рот.
Все взгляды обратились к принцу, глаза которого гневно сверкнули. Но Конде был честным игроком и никогда не отступал.
Он тоже улыбнулся и надменно вздернул подбородок:
— Партия принята, мадам. Если я выигрываю, вы станете моей любовницей.
Все головы повернулись к Анжелике. Она по-прежнему улыбалась. Отблески свечей играли на ее приоткрытых губах. Испарина, выступившая каплями на ее золотистой коже, напоминала о сияющих, переливающихся лепестках цветков, увлажненных утренней росой. Усталость, которая голубыми тенями опустилась на веки, придавала лицу совершенно особенное выражение чувственности и отстраненности.
Присутствующие мужчины затрепетали. Тишина стала весомой, давящей.
Шевалье де Мере негромко сказал:
— Выбор вновь возвращается к вам, мадам. Если вы отказываетесь, партия продолжится, как обычно, с предыдущими ставками. Если вы соглашаетесь, то говорите: «Партия согласована».
Анжелика взяла карты.
— Партия согласована, монсеньор.
На сей раз на руках у Анжелики оказались лишь валеты, дамы и карты более мелкого достоинства. Настолько плохого набора у нее не было с самого начала игры. Однако, совершив несколько обменов, она все же сумела собрать комбинацию, пускай и слабую. Теперь было два выхода: попытаться с помощью «лотереи» собрать более сильную карту или же вскрываться сразу. В последнем случае она сильно рисковала, потому что на руках у принца Конде могла оказаться более значимая комбинация. Но с другой стороны, если и соперник на данный момент не располагает необходимыми картами, то в ходе обмена он может первым получить столь необходимого короля или туза.
Поколебавшись несколько секунд, Анжелика выложила карты на стол.
Сделала она это очень тихо, но даже пушечный выстрел не произвел бы на присутствующих большего впечатления.
Принц, не двигаясь, изучал свой набор.
Внезапно он встал, бросил карты на стол и склонился в глубоком поклоне:
— Отель Ботрейи — ваш, мадам Моренс.
Она не верила своим глазам. Слепое везение, невероятная удача, самый абсурдный поступок, который только можно было придумать, вернули ей отель Ботрейи!
Держа сыновей за руки, Анжелика бродила по роскошному дому.
Она не осмеливалась сказать им:
— Все это принадлежало вашему отцу.
И поэтому повторяла:
— Все это принадлежит вам! Вам!
Анжелика не уставала удивляться каждой мелочи: радующий глаз декор, скульптурные изображения богинь, детей, растений, кованые стойки перил, модная деревянная обшивка, сменившая устаревшую тяжесть гобеленов.
В полумраке лестниц и коридоров сверкало золото, поражали воображение роскошные фризы из цветочных гирлянд, переливающиеся в мерцающем сиянии светильников, которые держали в руках каменные изваяния.
Принц Конде не стал обустраивать особняк, который он так и не полюбил. Часть мебели он давно уже вывез, а ту, что осталась, с щедростью истинного вельможи пожаловал Анжелике.
Вручив выигрыш той, кто победила его в честной борьбе, принц, как блестящий игрок, предпочел исчезнуть. Может статься, его действительно задело полное безразличие к нему молодой женщины, в чем он не хотел признаваться даже самому себе. Она думала только об особняке Ботрейи, и Конде с тоской спрашивал себя: не было ли и то дружеское расположение, которое он порой ловил во взгляде своей очаровательной соперницы, всего лишь хитрым маневром.
Кроме того, принц немного опасался, что слухи о сенсационной партии в хоку дойдут до ушей Его Величества, а государь не слишком жаловал эксцентричные выходки. Поэтому Конде решил уехать в Шантийи, оставив Анжелику наедине со своей заветной мечтой.
С нескрываемым удовольствием она принялась украшать особняк по последнему слову моды.
Пригласила столяров-краснодеревщиков, обойщиков, золотых и серебряных дел мастеров. У господина Буля[33] заказала мебель из дорогой древесины, инкрустированную слоновой костью, перламутром и позолоченной бронзой. Резная кровать, кресла и стены в спальне были обтянуты зеленым и белым атласом с рисунком, изображавшим крупные золотисто-розовые цветы. Стол, геридон[34], деревянные части стульев и кресел в будуаре были покрыты изысканной голубой эмалью. Наборный паркет в обеих личных комнатах Анжелики был из благоухающего сорта древесины, и ее аромат пропитывал одежду любого, кто ступал по нему.
