— Что-то я здесь ни одного не вижу! — усмехнулся Тарвитта. — Лаешь ты громко, щенок, но что-то я не верю, чтобы ты сумел поднять рогатину! Скорее ваши женщины собрались вместе и задрали подолы, так что мес-ижанд умер от страха!
— Хорошего ты о нас мнения! — ответил Лохи-ижанд. — Неужели ты все еще хочешь с нами породниться?
— Мужчины у вас никудышные, а вот женщины хороши! — Тарвитта окинул взглядом Ильве, Хеллю и Леммикки. — Отдайте мне эту или эту, и ей будет хорошо у меня. Возьму даже двух сразу. Предлагаю в последний раз.
— Ты хочешь еще двух забить до смерти? — крикнула Ильве. — Пусть лучше буря войдет в твой дом и хромая медведица сядет к твоему очагу, а я никогда этого не сделаю, скорее умру!
— Уж не хочешь ли ты наслать на нас еще какого-нибудь зверя?
— Сам надень шкуру мес-ижанда и приходи — мы и тебя поднимем на рогатины! — пообещал Ярки.
— Да уж, раньше ты возьмешь в жены медведицу, чем какую-то из наших девушек! — гневно сказал Лохи. — Уходи отсюда, Тарвитта, и никогда больше не возвращайся.
— Я ухожу и прихожу куда и когда желаю! И тебя, старик, я не спрашиваю.
— Я еще не настолько стар, чтобы… — запальчиво начал Лохи, но жена выступила вперед и крикнула:
— Ты не стоишь того, чтобы с тобой обходились по-человечески! Ты сам — лембо, и если ты сейчас не уйдешь, мы с тобой будем разговаривать, как с диким зверем!
Она не хотела, чтобы ее муж бросил вызов на поединок и был убит подобно своему старшему брату. Но Пето и Ярки уже держали наготове рогатины, у Лохи за поясом был топор. Тарвитта, при всей его силе и наглости, не хотел ввязываться в схватку с троими, пусть любого из них по одиночке он победил бы легко.
— Скоро в вашем доме поселятся совы! — пообещал он, окаменев лицом, и, развернувшись, по своему следу тронулся в обратный путь.
Но Пето не смог примириться с тем, что злой чужак оскорбляет мужчин и женщин его рода. Ухожу и прихожу куда вздумается, как бы не так! Не имея даже времени на раздумья, он сбегал в дом и взял свой лук и стрелы с железным наконечником на крупного зверя, оленя или лося. Зная, где река делает петлю, он вышел к ней раньше, чем Тарвитта успел пройти по своей лыжне назад. Затаившись, парень ждал, а потом, увидев рослую фигуру на лыжах, спустил тетиву. Негодяй упал и больше не двигался. Через некоторое время подойдя к нему, Пето убедился, что враг мертв: стрела попала прямо в грудь. Оттащив тело в лес, Пето забросал его валежником: авось звери примутся объедать его прямо сейчас, а весной какой-нибудь голодный и отощавший медведь завершит начатое.
А закончив, он сообразил, что наделал. Он отомстил, но похвальным такой поступок не назовешь. Пето не смел даже показаться на глаза родным. Вернувшись к Юрканне, он дождался, чтобы Леммикки вышла из дома одна, и передал через нее, что уходит на охоту и не скоро вернется. И пошел к ладожским «волкам» — единственным людям поблизости, у кого мог найти пристанище.
— Да-а, дела! — сказал Селяня, выслушав его. — Что будем делать, братия?
Поступок Пето не выглядел особенно красивым, но они, такие же молодые парни, хорошо его понимали. Невыносимо чувствовать свое бессилие перед могущественным врагом, видеть унижение родных. Если уж приходится терять честь, то лучше потерять ее, отомстив за беды и унижения, чем смирившись со своим бессилием! Пожалуй, каждый из них принял бы точно такое же решение. А иначе что делать? Всем троим мужчинам из Юрканне по очереди бросить злодею вызов на честный поединок, как Кульво, и по очереди погибнуть? Оставить своих матерей и сестер во власти негодяя?
Все высказались за то, чтобы принять Пето в «стаю» до весны, а там видно будет. Селяня не возражал. Особенно его убедила тайная мысль, что Ильве, пожалуй, была бы ему благодарна. Ведь Пето прятал ее от негодяя в той избушке, где потом нашел приют медведь. И разве сам он не сделал бы что угодно ради своих сестер — Богоданы, Лебедяны, Велеськи? Не то что стрелой из леса — горло бы зубами перегрыз.
Снова потекли дни, похожие один на другой. Пето в свои годы был уже опытный охотник и мог научить кое-чему даже ладожан и северян постарше его.
В лесу они обычно обходились знаками и хорошо понимали друг друга, но постепенно Пето запомнил несколько словенских слов, а ладожан научил чудинским: мес — лес, пии — дерево, таа — земля, кирвеж — топор, хатбаж — зуб, Юмоу — главный бог на небе, вроде Перуна или Сварога. А по вечерам, при посредничестве Селяни или Терпеня, рассказывал товарищам чудинские предания. Особенно ловцам нравились те, где речь шла о девушках и женитьбе, и таких тоже хватало.
— Одна бездетная женщина пошла как-то на болото и поймала там утку, — рассказывал Пето. — Принесла ее домой, кормила, поила, ухаживала за ней, и вот снесла утка яйцо. Не простое яйцо, а золотое. Уложила та женщина его в мягкий теплый пух, стала греть возле огня, и вот однажды раскололась скорлупа и вышла из яйца крошечная девочка. Женщина обрадовалась и назвала ее Сорсотар — «дочь утки». Сорсотар росла так быстро, как никто другой, и через полгода уже стала взрослой девушкой и невестой. И вот стали к ней свататься три самых лучших жениха на свете: Солнце, Месяц и сын звезды-Лосихи. Месяц сказал:
— Сорсотар, прекрасная дева, выходи за меня, ты будешь жить со мной на небе, у тебя будет дом из серебра с дверями из блестящей бронзы.
Но дева ответила:
— Я не выйду за Месяца, у него даже нет постоянного лица, оно то широкое, то узкое, да и ночью его не бывает дома, что же у нас получится за семья?
Пришло тогда к ней Солнце и сказало:
— Сорсотар, прекрасная дева, выходи за меня, ты будешь жить со мной на небе, у тебя будет дом из серебра с дверями из блестящей бронзы.
Но невеста ответила:
— Не пойду я замуж за Солнце, оно летом изводит всех жарой, а зимой морозами, напускает сушь на зрелый овес, а сено портит дождями.
Тогда пришел к ней сын звезды-Лосихи и сказал:
— Сорсотар, прекрасная дева, выходи за меня, ты будешь жить со мной на небе, у тебя будет дом из серебра с дверями из блестящей бронзы.
Тогда дева ответила:
— За тебя я, пожалуй, согласна выйти, ты ведь хороший хозяин и молодец собой. Ты помогаешь людям искать дорогу в темной чаще, тобою гордится твоя мать-Лосиха…
И каждый, слушая его, воображал себя на месте желанного жениха, которого самая лучшая невеста предпочтет всем прочим. Неизвестно, о ком думали остальные, но Селяня наверняка представлял себе Сорсотар в облике чудской девы с изжелта-зелеными рысьими глазами и бойкой повадкой. Мало ли девушек в Ладоге охотно шли ему навстречу во время разных игрищ и с радостью приняли бы сватовство, но ему надо было забраться в самую дальнюю лесную глушь и только тут найти, как звездочку в ночной чаще, девушку, о которой так хорошо было думать долгими темными вечерами. Миэликки, лесная дева…
