– Что ж, у нас есть еще несколько дней. – Он отодвинул свой стул, поднялся и подал ей руку. – Наверное, в зале сейчас танцуют. Могу ли я пригласить вас?
– Ноя… – Регина растерялась, вдруг заметив, что Уильям Лоуген не только интересный собеседник, но и очень привлекательный мужчина, спокойный и сдержанный. – Должна признаться, что мне не часто доводилось танцевать в бальных залах, да и вообще где бы то ни было. В Лондоне у меня очень мало времени для светской жизни.
– Вашего мужа светская жизнь не интересует? Регина заколебалась:
– Я вдова, мистер Лоуген.
– Сочувствую вам. Терять кого-то, кого вы любите, это так печально.
Солгав, Регина почувствовала неловкость и потому старалась не смотреть ему в глаза.
– Да, конечно, это верно.
– Поэтому вы и уехали одна, если не считать мистера Мондрэна. Уехали в другую страну, чтобы начать там новую жизнь. Очень смелый шаг с вашей стороны, должен вам сказать.
Регина улыбнулась, радуясь, что разговор перешел на другое. Внезапно ей пришло в голову: вдруг кто-то спросит, сколько же времени она вдовеет? Это поставит ее в затруднительное положение. Если муж умер давно, он не может быть отцом ее еще не родившегося ребенка, если же умер недавно, ей следовало бы носить траур! Правильно говорит старая пословица: «Ложь на лжи едет, ложью погоняет». Вот, не продумала заранее во всех деталях, а как теперь? Как правдоподобно подать всю ее историю?
Но, кажется, Уильям Лоуген на время оставил опасную тему.
– Хотя сам я танцую плохо, полагаю, что во время увеселительной поездки нельзя не танцевать, – рассуждал он.
– В таком случае мы просто обязаны попробовать. Когда они вошли в танцевальный зал, танцы уже начались. На маленьких подмостках, расположенных в конце зала, оркестр из семерых человек играл медленный вальс. Свет, льющийся сверху, освещал напудренные плечи женщин и сверкал, как огонь, отражаясь в многочисленных драгоценных камнях.
Мужчины, одетые в строгие вечерние костюмы с белыми жесткими воротничками, выглядели джентльменами – людьми состоятельными и весьма достойными. Женщины, в свободных, развевающихся платьях, с высокими прическами, казались изящными и несколько изнеженными.
И Регина, оглядев свое платье из бледно-голубого шелка, отделанное кружевами, порадовалась, что перед поездкой решила расширить свой гардероб. Платье оставляло открытыми плечи, облегало ее туго зашнурованную в корсет талию, мягко расширялось книзу колоколом; сзади же оно было скроено так, чтобы придать фигуре модный силуэт в виде буквы S. Нижняя юбка, покрытая богатой вышивкой, издавала при каждом движении волнующее «фру-фру»; вышитые чулки и замшевые туфли удачно дополняли ее наряд. На шею Регина надела простой золотой медальон своей покойной матери, а на палец – обручальное кольцо, которое она купила в доказательство своего вдовьего положения.
Уильям Лоуген вопреки его утверждениям оказался прекрасным танцором, и очень скоро Регина забыла о своей скованности и с легкостью подчинилась ему.
Когда оркестр заиграл быструю польку, Регина остановилась.
– Мистер Лоуген, я не смогу танцевать польку. Я никогда ее не танцевала.
– Чепуха. Сейчас научитесь. – Он опять обнял ее и закружил по паркету. Она, смеясь, подчинилась.
Они танцевали, и Регина утратила всякое чувство времени. Когда они пропускали танец, Лоуген то и дело приносил бокалы с шампанским. У Регины совсем закружилась голова от танцев, вина – и от его близости. При всей своей сдержанности Уильям Лоуген был настоящим мужчиной, и теперь, когда они не говорили о делах, он сыпал остротами и вовсю развлекал ее.
Оркестр вновь перешел на новую мелодию и заиграл, как догадалась Регина, регтайм – музыка этого танца родилась в Америке. Появилась она всего несколько лет назад и только недавно перелетела через Атлантический океан.
Регина опять запротестовала – эта музыка показалась ей слишком неистовой, слишком чужой. Но Лоуген не слушал молодую женщину. Он вывел ее на паркет и показал основные па, и вскоре Регина кружилась в танце, смеясь от восторга. Но при этом она заметила, что по крайней мере половина присутствующих стояла в сторонке, неодобрительно хмурясь.
– Хотя регтайм изобрели мы, американцы, многие не совсем одобряют его, считая, что это не слишком приличный и чересчур быстрый танец, – сказал Лоуген.
– А мне кажется, что музыка просто замечательная, – отозвалась Регина. – Такая веселая! Не понимаю, как можно слышать ее и не пуститься в пляс. Хотя, боюсь, у меня не совсем получается.
– У вас получается прекрасно, миссис Пэкстон, просто прекрасно.
Они танцевали, что называется, до упаду, танцевали, пока не пробило двенадцать и оркестр не заиграл, как полагается, танец, закрывающий бал, – «Доброй ночи, леди».
Когда они вышли из зала, Лоуген остановился и посмотрел на нее.
– А теперь, как я понимаю, по обычаю джентльмену полагается немного прогуляться с дамой по палубе. Вы не против?
– Я с удовольствием. Но, мне кажется, вы слишком хорошо осведомлены об обычаях, которых придерживаются во время плавания.
– Если вы хотите сказать, что я часто танцую, то я отвечу вам: «нет». Пересекая Атлантику в обоих направлениях дважды в году, я всего лишь раза три бывал на танцевальных вечерах.
– А почему это, сэр?
– Потому что я встретил именно трех женщин, с которыми мне захотелось провести вечер подобным образом.
– Уверена, что их было гораздо больше! Лоуген улыбнулся:
– Возможно, я слишком разборчив. Большинство женщин, которые мне нравились, были либо замужем, либо уже сговорены. А вы не сговорены, Регина? Можно ли называть вас просто по имени? У меня такое чувство, будто мы с вами старые друзья. А вы должны звать меня Уиллом.
Регина вспыхнула от удовольствия. Как это хорошо – плыть на таком пароходе, общаться с человеком, который ей нравится, с которым можно поговорить, с человеком внимательным, явно ею интересующимся.
– Нет, я не сговорена, Уилл, и, конечно, – да, вы можете звать меня по имени.
На палубе было прохладно, и Регина невольно вздрогнула. Уильям встревожился:
– Вам холодно? Может быть, спустимся к вам в каюту за накидкой?
– Я думаю, это неплохая идея.
Они спустились на следующую палубу и пошли по коридору к каюте Регины. Подойдя к двери, Уильям протянул руку:
– Ключ, сударыня.
Она засмеялась и подала ему ключ. Когда ключ звякнул в замке, открылась дверь соседней каюты и появился Петер Мондрэн. Он застыл в дверях, словно в раме, – свет падал на него изнутри каюты. Увидев Уильяма, отпирающего дверь в каюту Регины, он широко раскрыл глаза, а потом гневно сжал губы.