Это была интригующая женщина, и ее сила распространялась гораздо дальше ее сияющей красоты. Она была высока и стройна, с белоснежной кожей, гладкой и безупречной. Изгиб ее черных бровей и высокая переносица ее тонкого носика, полные алые губы и деликатный подбородок – все говорило о ее аристократическом происхождении. У нее была совершенно французская внешность, хотя причиной этому мог быть изысканный покрой ее белого муслинового платья, а не волнистые черные волосы и сияющие черные глаза.
Именно выражение этих темных глаз делало ее более чем красавицей. София выглядела так, словно ее глаза хранили секреты веков, и тайны мира казались ей чрезвычайно забавными. И интригующими.
Он обязательно должен взглянуть на нее поближе.
Руан проскользнул через огромную толпу в музыкальной комнате, которая, казалось, собралась только ради того, чтобы поглазеть на леди Дэлби и ее привлекательную дочь, леди Каролину. Он подозревал, что леди Дэлби вполне привыкла собирать вокруг себя толпы людей, и догадался, что ей это очень нравится.
Лорд Руан остановился перед герцогиней Гайд и графиней Дэлби, элегантно поклонившись им. Это было уместное приветствие хозяйке дома: тогда Молли сможет представить его Софии. Просто и аккуратно.
Случилось именно так, как он планировал, по крайней мере знакомство. Но, несмотря на удачное начало, события стали развиваться в неожиданном направлении.
– Мы никогда не встречались, лорд Руан, но мне кажется, что я вас знаю, – сообщила София, после того как он высказал свои любезности герцогине Гайд по поводу прекрасных новых обоев и Молли ответила ему комплиментом в адрес превосходной пары серых лошадей, которых он купил на прошлой неделе. Не успел он набрать воздуха, чтобы ответить леди Дэлби безобидным замечанием, что в какой-то степени все люди светского общества должны знать друг друга, как она продолжила: – Не сомневаюсь, это потому, что вы следовали за мной очень близко и так робко, поджидая подходящий момент. Вы должны учиться быть более решительным. Лорд Руан, мужчина ваших лет и положения просто не должен прятаться по углам, глядя оттуда во все глаза и проглотив язык.
Он просто онемел. Недвусмысленный кашель Молли, которым она прикрыла почти девчоночью усмешку, изменил все его ожидания. София была женщиной, которая требовала, чтобы все ожидания были связаны со встречей с ней.
– Прошу прощения, леди Дэлби, – извинился он. – Теперь, когда я знаю, что вы предпочитаете, я молчать не буду.
Молли ахнула так громко, что подавилась. София не ахнула, не подавилась. Она вздернула подбородок и оглядела его. Он позволил ей рассмотреть себя. На самом деле ему это очень понравилось. Он позволил молчанию, во время которого они изучали друг друга, тянуться до тех пор, пока у Молли Гайд не покраснела шея, и только тогда произнес:
– А теперь, леди Дэлби, во все глаза смотрите на меня вы.
– И вы предпочитаете именно это, лорд Руан? – спросила София вежливо.
– Леди Дэлби, желаете узнать мои предпочтения? Я польщен.
– Лорд Руан, вас легко обольстить.
– Леди Дэлби, женщине, которая умеет говорить, завоевать меня нетрудно.
Он испугался, что Молли Гайд упадет в обморок. Софии это не грозило.
– Но, лорд Руан. – Она с холодной улыбкой медленно покачала головой. – Вы должны простить меня. – Ему ничего не оставалось, как поклониться в знак согласия. – Ваш взгляд последует за мной, лорд Руан? – прошептала она, проходя мимо него.
София сделала ровно четыре шага, повернула голову и посмотрела на него пристально через обнаженное белоснежное плечо. Несколько черных локонов живописно скользнуло по ее спине. Его взгляд последовал за ними – как могло быть иначе? Их глаза встретились. Она улыбнулась, отвернулась и ушла. Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась в толпе.
Интригующий мужчина, этот лорд Руан, хотя и слишком прямолинейный, на ее вкус. У Софии совершенно не было времени на интриги. Она должна поженить Каро и Эшдона при первой же возможности. Завтрашний день подойдет лучше всего. Судя по выражению лица милого Эшдона, он тоже согласен с этим. Хорошая работа, Каро!
Надо также уладить дело Ставертона и Анни Уоррен. У них все должно пройти очень пристойно и безупречно. Анни заслуживает только самое лучшее, поскольку эта женитьба позволит ей войти в сословие пэров. На нее не должна упасть ни малейшая тень.
София также понимала, что лорд Уэстлин постарается расстроить обе свадьбы. Неприятно, но тут ничего не поделаешь. У него был самый скверный характер, он вечно всех пугал и был готов на скандал по самому невероятному поводу. Например, из-за свадьбы его единственного наследника с дочерью его первой любовницы. София улыбнулась. Разве по этому, поводу стоит так паниковать?
Этот ажиотаж совсем не нравился Каро. И все из-за того, что трое мужчин подарили ей жемчужные ожерелья. Как будто она их об этом просила. Это должно что-то означать. Судя по выражению лица Эшдона, когда он вежливо кивал, разговаривая с лордом Дрейтоном о каких-то лошадях, он держался так, словно это вообще ничего не значило. Теперь, когда ее корсет был надежно зашнурован уже почти четверть часа, он вел себя так, будто во всем, включая жемчужное ожерелье, корсет и даже помолвку, была виновата только она.
Ей пришла в голову мысль, хотя и немного поздно, что у Эшдона такой же скверный характер, как у его отца. Это совсем никуда не годится. Она не собиралась провести всю жизнь, чувствуя себя виноватой за то, что льет дождь, когда ему хочется солнца, или еще за что-то, от чего Эшдон может прийти в плохое расположение духа.
Она также знала, наученная опытом, что Эшдоном вполне можно управлять, когда ее одежда не оставляет простора для фантазии. Но не могла же она всю жизнь ходить в распущенном корсете! Даже несмотря на то, что ей нравилось, когда он прикасался к ней, надо было придерживаться каких-то рамок, и в эти рамки входило обнажение ее груди. Или, наоборот, исключало обнажение груди. Как бы то ни было, от всего этого у нее просто кружилась голова.
Лорд Дрейтон только что закончил свою мысль. Каро готова была к тому, что Эшдон ответит такой же длинной и витиеватой фразой о чистокровности лошадей или еще о чем-то скучном. Поэтому она тихонько зашипела в плечо Эшдона:
– Вы должны знать, что я не просила тех жемчужных ожерелий.
– Простите нас, лорд Дрейтон, – вежливо произнес Эшдон, крепко взял ее за локоть и повел к двери из музыкальной комнаты, вероятно, чтобы не дать ей возможности ударить его этим локтем в живот. Она приняла это во внимание. – Но вы попросили то жемчужное ожерелье, которое теперь на вас, – выдохнул он, улыбаясь леди Хартингтон, которой было по крайней мере лет семьдесят, поэтому ее ответная улыбка, скорее, походила на оскал.
