Герлинда испуганно вздрогнула при этом окрике и, узнав вошедшего, в свою очередь воскликнула:
— Барон фон Велау-Веленберг!
— Я думал, что вы находитесь далеко отсюда, в родных горах! — сказал Ганс, поспешно усаживаясь рядом с девушкой. — Как здоровье вашего батюшки?
— Бедному папе было очень плохо всю эту зиму, — сообщила Герлинда. — Но к весне ему стало много лучше, так что я могла уехать без опасения.
— А Мукерль? Как поживает Мукерль?
Сведения о здоровье козы были вполне утешительны: Мукерль по-прежнему весела и шаловлива, и, рассказывая о проделках козы, «дворяночка» несколько отделалась от первоначальной стесненности. Она была так рада поговорить о своей родине!
— Ну, а как вам нравится у нас? — спросил Ганс, когда девушка умолкла.
— Мне здесь совершенно не нравится! — грустно ответила Герлинда. — Я охотнее осталась бы с папой и Мукерль. Я чувствую себя здесь страшно чужой и заброшенной. Никто не понимает меня, и я никого не понимаю!
— Ну, этому вы еще научитесь!
Но Герлинда снова грустно покачала головой. Она уже начала сознавать, что над ней смеются, и стала жаловаться Гансу:
— Здесь ровно никто не заботится о родословных, никто не знает, что мы происходим из десятого века и что наш род старее всех! Если я начинаю говорить об этом, Герта сейчас же замечает мне: «Дитя мое, это здесь неуместно!», а граф Рауль смеется мне прямо в глаза самым оскорбительным образом. Теперь я поняла, что он все время смеялся надо мной! Но вы, барон, наверное, не увидите тут ничего смешного? Ведь у вас, как говорит папа, очень сильно развито сословное чувство!
«Рыцарю Форшунгштейн» стало не по себе при этом призыве к его сословной гордости, и он понял, что настал час расплаты за дерзкую проделку. Все равно теперь Герлинда узнает от других, как его зовут на самом деле. Он должен был предупредить это, для чего существовало только одно средство: самому признаться во всем.
— А мы порылись в книгах старых родов и наконец докопались до вашего рода! — продолжала «дворяночка» и, впадая в стиль старых хроник, начала трещать: — Господа фон Веленберр — старый баронский род, севший на поместье в лето от Рождества Христова тысяча шестьсот сорок третье. Нынешний глава семьи, барон Фридрих фон Веленберг ауф Берневиц... — тут она неожиданно запнулась и заметила вполне натуральным, хотя и грустным голосом: — А Форшунгштейн мы так и не могли найти!
— Не мудрено, потому что его не существует, — решительно ответил Ганс. — Вы и ваш батюшка впали в ошибку, в которой, впрочем, виноват я сам. Я уже при первой встрече сообщил вам, что занимаюсь живописью.
Герлинда кивнула с серьезным видом.
— Да, я рассказала об этом папе, но он находит, что это неподходящее занятие для человека из старого аристократического рода!
— Да я совершенно не принадлежу к аристократии, ни к старой, ни к новой! — воскликнул Ганс и, когда Герлинда испуганно отшатнулась от него, торопливо продолжал: — Я должен во всем признаться вам, баронесса! В тот вечер я заблудился и промок под дождем. Ваш батюшка не хотел впускать меня в дом, и когда я увидел, что он окажет гостеприимство лишь аристократу или дворянину, то назвался вымышленным титулом, иначе я был бы вынужден блуждать по лесу под дождем всю ночь напролет. Но теперь я открыто признаюсь вам, что меня зовут просто Ганс Велау и что я — мещанин с головы до ног.
Герлинда была так поражена этим сообщением, — что в первый момент сидела безмолвно, с ужасом глядя на Ганса. Наконец с ее уст сорвалось:
— Это ужасно!
Ганс встал и церемонно поклонился Герлннде.
— Я отлично сознаю свою вину, однако не предполагал, что истина так испугает вас. Разумеется, теперь я потерял в ваших глазах всякое значение и, наверное, лишь исполню ваше желание, если покину вас. Прощайте, баронесса!
Он повернулся, но в самых дверях его остановил робкий оклик:
— Господин Велау!
— Баронесса?
— Может быть, вы все-таки немножко сродни барону Фридриху Веленбергу ауф Берневиц? Ну, хоть чуть-чуточку?
— К сожалению, нет. Я впопыхах придумал имя, похожее на мое собственное, и даже не подозревал, что Веленберги существуют на самом деле.
— Тогда папа ни за что не простит вам, — с отчаянием вырвалось у Герлинды, — и вам нельзя будет никогда более приехать в Эберсбург!
— А вы хотели бы, чтобы я приехал? — спросил Ганс.
Герлинда промолчала, но на ее глазах показались крупные слезы.
Это обезоружило оскорбленного юношу. Виноват ли бедный ребенок, если он с молоком матери всосал такие смешные понятия?
— А вы сами тоже сердитесь на меня за сумасбродную проделку? — снова спросил он. Герлинда ничего не ответила, но и не оказала сопротивления, когда он взял ее за руку, продолжая: — Барон фон Эберштейн крепко держится традиций своего рода. Я знаю это и не могу требовать от него, чтобы он на старости лет отказался от всего, что заполняло его жизнь. Барон душой и телом принадлежит прошлому. Но вы, баронесса, только собираетесь вступить в жизнь, а в наш век нужно считаться с духом времени и брать вещи такими, как они есть. Вы помните, о чем я говорил с вами на замковой террасе?
— Да! — еле слышно ответила она.
Ганс низко склонился к ней. Его голос снова приобрел теплый, ласковый оттенок, который так тронул Герлинду в то солнечное утро.
— Вокруг вас предрассудки и традиции тоже сплели живую изгородь, и она страшно разрослась. Неужели вы хотите проспать всю жизнь? А ведь может настать время, когда вам придется выбирать между мертвым прошлым и светлым, солнечным будущим. Смотрите, выбирайте, как следует!
Он взял маленькую ручку девушки и поднес ее к своим губам. Прошло немало времени, пока он выпустил ее, затем он поклонился и вышел из комнаты.
Графиня Штейнрюк была занята разговором с маркизом де Монтиньи, когда Герлинда снова появилась около нее. После ухода маркиза графиня сказала:
— Где ты пропадала все это время, дитя мое? Я совсем потеряла тебя из вида. Наверное, ты опять просидела в одиночестве, забившись где-нибудь в уголке? Неужели ты никогда не научишься свободно вести себя в обществе, как это делают все остальные девушки?
Обыкновенно Герлинда молча и робко выслушивала упреки крестной. Но теперь она открыла рот и, к величайшему удивлению графини, разразилась следующим мудрым ответом:
— Да, милая крестная, я постараюсь научиться этому, потому что в нынешнем веке нужно считаться с духом времени и брать вещи такими, как они есть!
Ганс Велау, благоразумно избегавший весь вечер отца, отыскал наконец Михаила и с явным интересом слушал его сообщение.
