— Мама, будь, пожалуйста, наконец, благоразумна!
— Быть благоразумной? Не правда ли, иначе говоря, привыкнуть жить одной без тебя после того, как двадцать лет моя жизнь зависела от твоей? Переносить без жалобы, что у меня отняли все мое счастье? А теперь, когда я становлюсь стара, проводить жизнь до конца дней моих без цели, без радости и даже без огорчений, потому что я тебя знаю: если бы и было у тебя горе, ты мне не сказала бы о нем!
После минутного молчания Мишелина сказала с принужденным видом:
— Какое же горе могло бы у меня быть?
На этот раз госпожа Деварен потеряла терпение и вскрикнула резко, не щадя более Мишелины и давая волю своему сердцу:
— А то, которое тебе может доставить твой супруг!
Мишелина проворно встала.
— Мама! — воскликнула она.
Но мать продолжала с резкостью, которой не сдерживала более:
— Значит, этот человек поступает со мной так, что лишает меня всякого доверия! После того, как он уверил меня, что никогда не разлучит тебя со мной, он увез тебя, зная хорошо, что дела мои удержат меня в Париже.
— Ты неправа, — сказала живо Мишелина. — Тебе известно, что доктор приказал мне ехать в Ниццу.
— Полно! Докторов можно заставить предписать, что захочешь! — сказала госпожа Деварен с воодушевлением, покачивая презрительно головой. — Твой муж сказал нашему честному доктору Риго: «Не находите ли вы, что моей жене было бы полезно провести сезон на юге?» Тот ответил ему: «Если это не принесет ей пользы, то не принесет и вреда». Тогда твой муж добавил: «Возьмите же небольшой листок бумаги и напишите свое предписание. Понимаете вы?.. Это для моей тещи, которой наш отъезд не доставит удовольствия».
Мишелина как будто не верила тому, о чем рассказывала мать.
— Сам доктор рассказывал мне об этом, — прибавила последняя, — когда я устроила ему сцену. Я и прежде не доверяла медицине, а теперь…
Мишелина, чувствуя себя на шаткой почве, попробовала переменить разговор, успокаивая свою грозную мать, как делала это прежде.
— Видишь ли, мама, неужели ты никогда не будешь в состоянии привыкнуть к своей роли? Неужели ты всегда останешься ревнивой? Между тем ты хорошо знаешь, что все женщины оставляют своих матерей и следуют за мужьями. Таков закон природы. Вспомни свое время и себя! Ты последовала за моим отцом, а твоя мать должна была плакать.
— Разве моя мать любила меня так, как я тебя люблю! — воскликнула горячо госпожа Деварен. — Я была сурово воспитана. Не было времени, чтобы нас так любили. Нужно было работать. Счастье баловать свое дитя — это привилегия богатых! А для твоей колыбели, послушай хорошенько, не знали, где достать понежнее пуху и помягче шелку. Тебя лелеяли, обожали в течение двадцати лет, И вот, неблагодарная, достаточно было человеку, которого ты едва узнала за шесть месяцев, заставить тебя все забыть.
— Я ничего не забыла, — сказала Мишелина, растроганная таким страстным пылом, — в моем сердце ты занимаешь все то же место.
Мать посмотрела на молодую женщину и с грустью сказала:
— Но оно не первое!
Такое восклицание из простого эгоизма заставило улыбнуться Мишелину.
— Это очень похоже на тебя, мой тиран! — сказала она. — Нужно, чтобы ты господствовала! Послушай, довольствуйся равенством! Подумай только, что ты имеешь преимущество в том, что я тебя двадцать лет любила, между тем как ему должна вернуть потерянное время. Не старайся делать сравнения между моей любовью к мужу и моей привязанностью к тебе. Будь добра, не относись дурно к моему мужу, а постарайся полюбить его. Я так была бы счастлива видеть вас дружными и без всякой задней мысли иметь возможность смешивать вас обоих вместе в своем сердце.
— Ах, как ты заманиваешь меня лаской! Как ты мила и ласкова, когда захочешь! Как счастлив этот Серж, имея такую жену, как ты! Впрочем, дело ясно: таким всегда даются самые лучшие жены!
— Еще! — сказала Мишелина с сердцем. — Вот, мама, я уж никогда не предполагала, что ты приедешь из Парижа, чтобы наговорить мне много дурного о моем муже.
Госпожа Деварен сделалась серьезной.
— Нет, я приехала, чтобы защищать тебя.
На лице Мишелины показалось удивление.
— Время пришло, чтобы я сказала: тебе серьезно угрожает опасность.
— Моей любви? — спросила молодая женщина изменившимся голосом.
— Нет, твоему богатству.
Мишелина гордо засмеялась:
— Только-то!
Такое равнодушие заставило вскочить госпожу Деварен.
— Тебе легко говорить об этом! Если твой муж так будет продолжать, как в эти шесть месяцев, то не останется ни одного сантима от твоего приданого.
— Что же из этого! — сказала весело княгиня. — Ты нам снова дашь другое.
Госпожа Деварен приняла деловой вид, как при серьезных делах.
— Ай, ай! Неужели ты воображаешь себе, что моя касса без дна? Я тебе дала четыре миллиона при выходе замуж, то есть прекрасный доход в сто пятьдесят тысяч франков, недвижимое имущество на улице Риволи и восемьдесят тысяч франков, которые благоразумно удерживаю у себя в доме и с которых даю вам проценты. Сто пятьдесят тысяч франков уже взяты и, наверно, прожиты. А мой нотариус уведомил меня, что недвижимое имущество на улице Риволи продано, но на деньги не сделано никакого оборота.
Госпожа Деварен остановилась. Она говорила с таким прямодушием, которое делало ее такой сильной.
Глядя пристально на Мишелину, она сказала:
— Известно ли тебе обо всем этом, Мишелина?
Княгиня, глубоко смущенная, так как на этот раз разговор не касался вопроса о чувстве, а о материальных делах, ответила:
— Нет, мама.
— Как же это может быть? — вскричала госпожа Деварен, — Ничего нельзя сделать без твоей подписи.
— Я дала ее, — прошептала Мишелина.
— Ты дала ее? — повторила мать с оттенком невыразимого гнева. — Когда же?
— На другой день моей свадьбы.
— Твой муж имел настолько неблагоразумия, чтобы просить тебя на другой день после брака?..
Мишелина улыбнулась.
— Он ни о чем меня не просил, мама, — сказала она. — Я сама ему предложила… Ты выдала меня замуж с условием неприкосновенности приданого.
— Благоразумно! С таким молодцом, как твой муж…
— Твое недоверие должно оскорблять его, и я стыдилась бы… Я ничего тебе не сказала, потому что с твоим характером, как я знаю, ты могла бы помешать браку, а я любила Сержа. Я подписала контракт, как ты желала, а на другой день дала моему мужу полную доверенность.
Гнев госпожи Деварен стих. Она наблюдала за Мишелиной: она хотела знать глубину пропасти, куда бросилась дочь со своим слепым доверием.
