Девушка упала на пол и разразилась рыданиями. Клеманс презрительно пожала плечами: еще одна девица, без памяти влюбленная в ее мужа! Их было столько, что не стоило труда и ревновать… Но бурные рыдания этой фрейлины раздражали ее и мешали думать. Она строго приказала девушке замолчать, потом, отойдя от пяльцев, медленным шагом направилась к окну, откуда открывался прекрасный вид на зеркала вод Шантильи.
Воду покрывал слой льда. На улице стояли трескучие морозы. А говорят, Венсеннский замок – ужасная тюрьма. Там всегда очень холодно, а некоторые камеры даже «ценятся на вес мышьяка»!.. Как вынесет все это Конде? Он, который признает существование лишь на свежем воздухе, который так любит скакать на лошади, воевать, жить в лагере, так любит всякое движение. В эту минуту Клеманс поняла, что любит мужа больше, чем могла себе представить. Любит настолько, что способна забыть о том зле, которое он ей сделал, а думать только о нем самом, о том, как он, должно быть, страдает. Ею овладела только одна мысль, у нее осталось только одно стремление: во что бы то ни стало прийти к нему на помощь!
Может быть, найдется кто-то, кто за деньги, разумеется большие деньги, обеспечит принцу относительный комфорт в его темнице… Затем – подкупить охранников, организовать побег… Но нужно действовать очень быстро!
Однако в момент, когда она уже повернулась к дверям, чтобы позвать своих слуг и отдать необходимые приказания, двери отворились, пропуская в комнату вдовствующую принцессу Конде.
К тому времени они довольно долго жили под одной крышей, а именно – с того дня, как Клеманс стала принцессой Конде, но их вовсе не соединяла тесная дружба. Клеманс знала, что надменная Шарлотта де Монморанси, всегда чрезвычайно гордившаяся тем, что была последней любовью Генриха IV, презирает ее. Обе женщины уже привыкли, проходя мимо, не замечать друг друга. В этот вечер они впервые встретились лицом к лицу.
Вдовствующая принцесса была еще очень хороша собой. Ее светлые волосы посеребрила седина, а прекрасное лицо немного увяло, но она оставалась и грациозной, и величественной. Ее большие голубые глаза смотрели на молодую женщину с выражением, напоминавшим дружеское участие.
– Не надо ничего говорить, – прошептала она. – Я знаю новости: мой сын и мой зять арестованы. Моей дочери, госпоже де Лонгвиль, удалось бежать, но я пришла говорить с вами не об этом. Я пришла поговорить о нас с вами.
– О нас? А чего нам опасаться?
– Тюрьмы, моя дорогая, не больше и не меньше! Мне известно, что гвардейцы кардинала скачут сюда во весь опор, чтобы арестовать и нас.
– Господи! Ну пускай арестуют! – воскликнула Клеманс. – По крайней мере, я окажусь рядом с ним!..
Крик вырвался из самых глубин души, и он не мог не тронуть сердца матери. Почти нежная улыбка появилась на ее суровом лице.
– Вы так его любите, несмотря ни на что? Несмотря на то, что он был к вам настолько жесток?
– Боже мой, какое значение имеют его чувства по отношению ко мне? Я же не могу заставить его полюбить меня! Насильно мил не будешь… Что же до меня самой, то, если я могу сделать для него что-нибудь…
– Вот именно! Если вы хотите оказаться ему полезной, дочь моя, вам надо оставаться свободной. Бегите, пока еще не поздно, бегите вместе с вашим сыном. Чтобы выиграть часок, прикажите одной из своих камеристок надеть вашу ночную сорочку, улечься в вашу постель и хорошенько прикрыть оборками чепца лицо. А вы тем временем сумеете скрыться: пруды замерзли, можно ехать прямо по льду.
– Но… но как же вы сами, мадам?
– Я?!
На мгновение лицо бывшей пассии Беарнца озарила насмешливая улыбка ее молодых лет.
– Я намерена остаться здесь. Прикажу сказать, что больна, больна настолько, что не могу стронуться с места. При смерти, если угодно! Да я скорее действительно умру, чем допущу разграбление и осквернение моего дома! Солдафонам синьора Мазарини не удастся превратить его в конюшню – они уберутся ни с чем!
– Но я же не могу оставить вас одну!
Старая принцесса перестала смеяться и положила ладонь на плечо своей невестки.
– Я хочу, чтобы вы уехали! Так надо – ради вашего сына. И потом, оказавшись в провинции, вы сможете сделать для своего мужа гораздо больше. Со своей стороны, я обещаю, что… он узнает о вашей преданности ему. А теперь, дорогая, собирайтесь поскорее, у нас считанные минуты: они вот-вот будут здесь!
Внезапно, словно их подтолкнуло какое-то чувство, более сильное, чем они сами, женщины бросились друг к другу, обнялись и поцеловались.
Подобрав юбки, Клеманс помчалась собираться в путь. Подмерзшую землю уже сотрясал конский галоп: гвардейцы кардинала были совсем близко…
Бегство через всю Францию оказалось настоящим кошмаром. Погода была ужасной, дороги разбитыми, то и дело их перерезали глубокие рытвины, заполненные снегом. Ехали почти без остановок в гололедицу и метель… Временами приходилось скакать верхом. Ледяной ветер не давал дышать, коченели носы и уши… Промерзший до мозга костей, насмерть перепуганный ребенок все время плакал.
Так они добрались до замка Монрон, который находился у самой границы провинции Ниверне. Наконец Клеманс и ее сын смогли несколько недель отдохнуть. Оттуда принцесса нашла возможность послать своему мужу письмо и деньги, прежде чем снова пустилась в дорогу, на этот раз – к Бордо, находившемуся тогда под управлением герцога Бульонского и бывшему конечной целью ее путешествия.
Здесь, не щадя себя, она без устали трудилась ради освобождения мужа. Она буквально осаждала парламент, поддерживавший парижан, требовавших изгнания Мазарини; она не давала покоя судьям, добиваясь от них протеста по поводу ареста Великого Конде. Ее видели на ступеньках городской ратуши, выступающей с пылкими речами перед жителями Бордо. Ее видели вместе с некоторыми другими дамами, когда они носили корзинами землю, чтобы помочь в строительстве оборонительных сооружений, воздвигавшихся по приказу герцога Бульонского. Поистине эта милая, застенчивая маленькая женщина была настоящей героиней!
Но, несмотря на всю эту самоотверженность, последнее слово все-таки оставалось за Мазарини. После трех месяцев отчаянного сопротивления им пришлось признать себя побежденными. 28 сентября 1650 года было подписано перемирие и объявлена масштабная амнистия для мятежников. Принцесса смогла вернуться в Монрон. Но Конде все еще оставался в заточении, правда, его перевели из Венсеннского замка в Маркусси. И только тогда он вспомнил о своей жене и удостоил ее письма, которое бедняжка Клеманс просто-таки залила слезами радости.
