— Поверьте, милорд, я действительно знаю вас теперь лучше, чем до обеда.
— В таком случае, синьора, это означает только одно: вы умеете читать мысли. Ведь вы четверо вели столь оживленную беседу, что я и слова не успевал вставить. Так что же вы узнали обо мне во время обеда? Или, может быть, это секрет?
Она кокетливо пожала плечами и, придвинувшись к нему поближе, поцеловала его в щеку. Это было настолько неожиданно, что Мерион замер на мгновение.
— Вы так смотрите на меня, милорд, словно впервые увидели, — сказала Елена с улыбкой. — Хотя я не сделала ничего особенного. Всего лишь поцеловала вас в щеку. — Разгладив свои юбки, она продолжала: — Поверьте, я действительно узнала про вас кое-то новое. Узнала, например, что ваши родные вас очень любят. — Елена чинно сложила руки на коленях и теперь выглядела именно так, как и надлежало выглядеть тридцатилетней леди. — Да, они любят вас, а вы любите их, как наверняка любите и своих детей. И еще я поняла, что вы очень одинокий.
— Синьора, я бы чувствовал себя более уверенно, если бы вы сказали, что заметили что-нибудь другое… Например, то, что я предпочитаю палтуса камбале.
Мерион попытался улыбнуться, но это ему не удалось. Выходит, она поняла, что он одинок. А что же он узнал о ней? Вроде бы он заметил, что она немного волновалась в начале обеда. Вот, пожалуй и все…
Елена же смотрела на него с лукавой улыбкой, и Мерион почувствовал, что ей приятно видеть его замешательство.
— Все дело в том, синьора, что лишь очень немногие видели меня вместе с моими родственниками за семейным обедом, — проговорил герцог с некоторым раздражением.
— Но, ваша светлость, если вы считаете, что от меня исходит угроза, то зачем же вы меня пригласили? — спросила Елена; теперь она смотрела на него с любопытством.
Мерион нахмурился и пожал плечами:
— Видите ли, никто не ожидал приезда Гейба и Линетт. Я уверен, что и Гаррет ничего не знал об их намерениях.
Она потянулась к нему и взяла его руку. Пристально глядя ему в глаза, сказала:
— Мерион, если вы хотите что-нибудь спросить у меня, то спрашивайте. Я отвечу на любой ваш вопрос. Так что бы вы хотели узнать?
Он мог бы задать ей множество вопросов. Например, он очень хотел знать правду о ее происхождении, о ее юности, о том времени, когда она впервые поняла, что пение — ее призвание. И конечно же, ему хотелось узнать, как она познакомилась с Верано, почему у нее нет детей и желает ли она его хотя бы вполовину так сильно, как он ее. Но вместе с тем он чувствовал, что ему не следует знать о ней больше, чем он знал теперь. Почему-то ему казалось, что подобное знание могло бы разрушить их отношения.
— Значит, никаких вопросов? — Она взглянула на него с некоторым удивлением. — Неужели вы действительно не хотите ничего у меня спросить? Что ж, в таком случае я расскажу вам, что еще узнала о вас.
— Елена… — Он высвободил руку из ее ладоней и привлек ее к себе. — Елена, я ни о чем вас не спрашиваю, потому что мне хотелось бы провести с вами время как-нибудь иначе. Я верю, что вы знаете меня лучше, чем я вас. И мне кажется, что нам пора… Думаю, кучер уже приготовил карету, и мы бы могли отправиться в мой дом на Сент-Джермен-стрит.
Елена обняла его и снова поцеловала, на сей раз — в губы. И теперь уже у Мериона не оставалось ни малейшего сомнения: эта женщина хотела того же, что и он. Более того, возможно, ее желание было столь же сильным. Тут послышался осторожный стук в дверь, и герцог, поднявшись на ноги, открыл. Перед ним стоял дворецкий, сообщивший, что карета готова.
Тотчас же покинув кабинет, они вышли в холл, и Мерион помог Елене надеть плащ, затем взял у привратника шляпу и трость. Привратник поспешно вышел из дома и открыл дверцу кареты. Направляясь с герцогом к экипажу, Елена шепотом проговорила:
— Думаю, это можно назвать предвкушением.
Мерион поцеловал ее и тут же отстранился, опасаясь, что кто-нибудь их заметит. Улыбнувшись, он сказал:
— Я всегда считал, что предвкушению уделяют слишком много внимания, то есть его значение сильно преувеличено.
Герцог помог Елене забраться в карету и, усевшись с ней рядом, обнял ее за плечи, однако не поцеловал. Он прекрасно знал, что если поцелует ее здесь, в уединении экипажа, то уже не сможет остановиться.
Карета тронулась с места, и Мерион тут же отдернул занавески. Стояло весеннее полнолуние, и было так светло, что можно было бы читать, не зажигая свечи. Сент-Джермен-стрит находилась совсем рядом, и вскоре они въехали в ворота и покатили по подъездной дорожке, ведущей к дому. Лунный свет рисовал причудливые узоры на фасаде, перемежаемые густыми тенями, высокие стрельчатые окна были ярко освещены, и казалось, теплый свет этих окон звал к себе, манил, приглашал поскорее войти в дом.
Выбравшись из экипажа, они быстро прошли в холл, и Елена, взглянув на своего спутника, тихо сказала:
— О, Мерион, это совсем не то, чего я ожидала, но дом действительно близок к совершенству. Мне нравится, что он стоит в глубине участка и отделен от остальных домов на этой улице.
Тут к ним вышла пожилая горничная и, взяв у них верхнюю одежду, тотчас исчезла.
— А здесь есть сад? — спросила Елена, указывая в глубину холла, на застекленные двери. — Мне кажется, должен быть. И я почти уверена, что тут есть даже небольшой фонтан.
— Да, сад имеется, — ответил герцог с улыбкой. — А фонтан я завтра же прикажу устроить.
Было приятно видеть этот дом и сад глазами Елены — как и Гайд-парк несколькими часами ранее. И казалось, что он видел все это впервые.
Он обнял ее за плечи и провел в гостиную, находившуюся справа от холла. На столе, как и каждый вечер, было приготовлено шампанское, и, Мерион, взглянув на бутылку, подумал: «Наверное, следует распорядиться, чтобы горничная побыстрее отнесла вино в спальню. А впрочем…» Он потянулся к шампанскому и открыл его, производя громкий хлопок.
— Вы были абсолютно уверены, что я соглашусь сюда приехать? — спросила Елена, принимая у него бокал.
— Нет, моя дорогая. Если бы я был в этом уверен, я приказал бы открыть бутылку заранее.
Они подняли бокалы и чокнулись. Потом Елена подошла к одному из окон и, повернувшись к окну спиной, принялась маленькими глотками пить шампанское.
— Мерион, расскажите, как вы нашли это место, — попросила она, поставив свой бокал на стоявший рядом стол.
Почему-то ее спокойствие действовало ему на нервы. И ему ужасно не хотелось вести сейчас долгие беседы. Он готов был рассказать ей обо всем на свете — но только после того, как они побывают в спальне и используют ее надлежащим образом. Решив, что следует взять себя в руки — ведь он был уже далеко не юноша, — Мерион принялся делать глоток за глотком из своего бокала. Через минуту-другую заговорил:
