– Все слишком серьезно, Маркус, – она все пыталась что-то объяснить ему. – Бесконечные смерти и предательства… Как вы можете жить с этим?!
Маркус вздохнул, его грудь приподнялась и опустилась.
– Каждый из нас должен нести свой крест, Кэт. Кроме того, ведь вы сами ни разу не пожаловались на приют, на детей, на работу, а ведь все это очень непросто. Благодарение Богу, вы очень сильная.
– И вовсе я не сильная, – жалобно пробормотала она, уткнувшись в его грудь.
– Вы – надежный якорь, благодаря которому приют сможет выстоять в любой буре. Судьба Андерсен-холла зависит от вас. Дети на вас надеются.
Слова Маркуса заставили ее взять себя в руки. Скорбеть над усопшим – роскошь не для нее. И Кэтрин начала с этим потихоньку смиряться, хотя какая-то ее часть по-прежнему жаждала предаться своему горю.
Начиная с двенадцати лет она отвечала и за себя, и за брата и уже привыкла действовать в соответствии со своими обязанностями, независимо от того, чего хотелось ей самой. Кэтрин сжала губы. Если бы она могла поступать, как ей вздумается… Ведь тогда бы у нее могла быть обычная жизнь юной девушки: уроки танцев, покупки, сладости, первый выезд в свет. Она подавила жалость к себе. Да, ей приходится несладко, но ведь она избежала куда худшей участи.
Нужно следовать примеру Маркуса. Его скорбь была так велика, что сердце Кэтрин разрывалось от сострадания, и все же он находил в себе силы держаться, идти вперед и ни на минуту не забывать о поставленной цели. Она почти благоговела перед его мужеством.
– И что будет дальше? – спросила она.
– Я не в состоянии вернуть к жизни отца, – ответил Маркус, – но я сделаю все, чтобы справедливость восторжествовала.
Борьба за справедливость была и первоочередной заботой директора Данна. Кэтрин подняла голову и произнесла умоляющим голосом:
– Я хочу помочь вам, Маркус. Хочу исполнить свой долг.
Взгляд Маркуса смягчился.
– Я отдаю должное вашей смелости, Кэт. Но вы не хуже меня знаете, что это невозможно.
– Но я способна на многое… И хочу помогать вам…
– Я уверен, что у вас и без того будет много забот, – задумчиво произнес Маркус, глядя в окно.
Всюду царила тишина, только шелестела листва на деревьях. «Видимо, дети ушли на обед», – поняла Кэт. Бедные дети… Андерсен-холл уже никогда не будет прежним. Эта страшная трагедия все переменила.
– Но мне хотелось бы сделать больше, – настаивала она. – Ведь хоть что-то должно быть мне по силам. Я спасла вам жизнь, не забывайте, – прибавила она, заметив на его лице сомнение.
– И едва не пожертвовали своей, – он покачал головой. – Нет, Кэт. Такие дела не для вас.
– Но…
– Ну же, Кэт. Вспомните, о чем мы говорили. Это опасная работа. И вы не предназначены для подобных испытаний. – Он посмотрел на нее сверху вниз, и в эту секунду она вспомнила о том, как много лет назад Маркус пытался согнать ее с крыши. Боль пронзила Кэтрин. Он продолжает считать ее неполноценной, калекой. Но почему эта догадка так мучительна?
Маркус вздохнул.
– Не обижайтесь, Кэт, – утешил он ее. – Просто подобные дела куда лучше подходят… ну, например, для меня. И я ими займусь. Но не смогу спокойно выполнять свою работу, если буду постоянно тревожиться о вас.
Вырвавшись из его рук, она отступила назад и, скрывая под гневом обиду, подчеркнуто резко заявила:
– Вы должны извинить меня, Маркус, но у меня тоже есть работа. – Она указала на запятнанный кровью пол. – И как раз по моим способностям.
– Но помилуйте, Кэт, это просто глупо…
– Оставьте меня одну, Маркус, – ярость, прозвучавшая в ее голосе, испугала даже саму Кэтрин. – Я хочу остаться одна.
Маркус долго смотрел на нее, а потом покачал головой:
– Я понимаю, что у вас большое горе, Кэт, но я не могу поверить в то, что ваш ум настолько затуманен. Вы умная девушка, Кэт, и хорошенько подумав, признаете мою правоту.
Он ждал ответа, однако Кэтрин плотно сомкнула губы, решив не поддаваться ни на какие уговоры.
Нахмурившись, Маркус пристроил костыли под мышки и направился к двери.
– Я вернусь позже.
Кэтрин с силой захлопнула за ним дверь. Она с трудом удержалась, чтобы не пнуть ее ногой. Однако вместо этого девушка прислонилась к ее жесткой деревянной поверхности и обхватила себя руками: боль, злость, горе и отчаяние клокотали в ее груди.
Для Маркуса она так и осталась калекой. Слабой, беспомощной, нуждающейся в защите. Но Кэтрин хотелось, чтобы Маркус видел в ней прежде всего женщину. И мысль о том, что он всегда будет видеть в ней только маленькую хромоножку, которая свалилась с крыши, лишь усиливала ее унижение.
И зачем она только позволила этим глупым, сводящим с ума девичьим мечтам завладеть ее разумом? Почему она не примирилась со своей участью и не начала жить так, как советовал Джаред?
Она не имеет никакого права сердиться на Маркуса. У него достаточно хлопот и помимо ее плохого самочувствия. Однако он тревожится о ее благополучии, и она должна быть признательна за то, что он не дает ей ввязаться в опасную историю.
«Такая забота приятна», – неохотно признала Кэтрин. Рядом с Маркусом она ощущала себя в безопасности. Но кто защитит ее, когда он уедет?
Подступившие рыдания сжимали ее горло. Нагнувшись пониже, Кэтрин придвинула к себе ведро и взялась за тряпку. Но силы оставили ее, и она не смогла сдвинуться с места. Стоя на коленях, она разрыдалась, оплакивая то, чему никогда не суждено было случиться, и ту женщину, которой ей никогда не суждено было стать.
Поздно вечером Маркус шел по темным коридорам приюта. Обогнув угол, он едва не врезался в стену и лишь тогда понял, насколько выбит из колеи. Даже самые простые движения давались ему с большим трудом. В хижине садовника Грейвза он обнаружил небольшие запасы вина и стал пить без остановки, пока боль не утихла. Впрочем, она никуда не исчезла.
«Мой отец умер». Он вновь и вновь гговторял про себя эту фразу, стараясь уяснить ее смысл. Слишком страшно, чтобы поверить. Образ директор Данна всегда был овеян мифами: всесильная, неукротимая, всезнающая, просто уникальная личность. После его смерти все словно… лишилось опоры.
Тени, наполнявшие безмолвный холл, казалось, хватали Маркуса за ноги, но он продолжал идти вперед, с еле слышным шорохом проводя по стене рукой.
У Маркуса было к отцу множество вопросов, и он хотел услышать ответы на них. Гнев, вызванный семь лет назад предательством отца, до сих пор не остыл, но теперь Маркуса терзало еще и чувство вины. Он слишком часто обманывал отцовские ожидания…
Он лишился родителей и превратился в круглого сироту. Отныне Маркус ничем не отличался от прочих воспитанников Андерсен-холла, хотя всегда считал себя абсолютно иным. Отныне его единственной семьей станет армия. Удручающая мысль! Но он должен смириться со своим одиночеством, отныне оно будет упорно следовать за ним по пятам. Однако от подобных мыслей самочувствие Маркуса не улучшалось.
