— Надеюсь, мы навсегда останемся друзьями, графиня.
— Естественно, останемся. Как я сказала леди Кэтрин, любовь, которую я питала к вашей матери, не допускает ссоры с ее сыном.
— И как ее милость отреагировала на это?
— После того как она доказала мне, что любовь, которую она испытывала к своей собственной сестре, никоим образом нельзя приравнять к тому чувству, что хранится в сердце простой подруги, она высказала пожелание, чтобы мы придерживались единой линии в нашем поведении с вами.
— И вы проявляете таковое единство, украсив своим присутствием Пемберли? — уточнил он.
Она рассмеялась:
— Вы же знаете, как я ненавижу ссоры.
Дарси поклонился. Ее милость была знаменита умением всегда гнуть свою собственную линию поведения, одновременно никогда ни с кем не спорить и никому ничего не доказывать.
— В разговоре с леди Кэтрин я упомянула, — продолжала она, — что ее другие гости не сомневаются в наметившемся взаимопонимании между нашими детьми, о чем, безусловно, говорят непреложные факты. И объяснила, что едва ли благоразумно противодействовать их желанию убедиться в своей правоте.
Для Анны де Бёр дважды обмануться в своих ожиданиях — вряд ли возможно умолчать этот факт — было бы просто губительным. Леди Кэтрин ничего не оставалось, как завершить сделку, раз переговоры зашли столь далеко. Дарси улыбнулся. Он подсадил леди Рирдон в ее карету.
Она опустила окно и добавила:
— Так часто случается, что небольшой зигзаг удачи можно ловко использовать, чтобы не допустить ссоры.
Дарси поклонился и стал смотреть, как лакей помогает Китти забраться в карету. К нему подскочил граф.
— Пожалуйста, примите мое поздравление, милорд. Надеюсь, вы будете очень счастливы.
— Благодарю вас. Уверен, что буду.
Элизабет не составляло труда не отставать от размашистого шага Фицуильяма. Они шли по лесу. Несмотря на холодный день, под его зеленым куполом было восхитительно. Солнце, пробиваясь сквозь листву, яркими заплатками освещало тропинку и поляны.
Они остановились на повороте тропинки, откуда еще можно было бросить короткий взгляд на дом. Где-то в его комнатах или в парке были их гости. Далекие фигурки Джорджианы и Китти шли вдоль веранды. Девушки остановились у фонтана, и Джорджиана грациозно наклонилась над водой.
— Малышкой Джорджиана просто обожала этот фонтан, — вспомнил Дарси. — Звук плещущейся воды притягивал ее как магнит.
— Неужели?
— Да, да, именно так. Она убегала от няни, ковыляла к нему и, визжа от восторга, изо всех сил старалась вскарабкаться на бортик.
— Какое невиданное нарушение правил! Как она мне нравится!
— Однажды всем этим приключениям пришел конец. Она опять успешно залезла в фонтан, но когда няня уже вытащила ее из воды, голос нашего отца прервал триумф Джорджианы. «Няня, о чем вы думаете? Вы решили утопить ребенка?» Именно так он и сказал.
— Ты присутствовал при этом?
— Присутствовал. Мой отец повернулся ко мне. — Следующие слова отца Дарси повторил уже с трудом: «Что касается вас, сэр, не думал я, что вы окажетесь настолько невнимательны к исполнению своего долга по отношению к вашей сестре».
Элизабет взяла его под руку:
— Что такого страшного могло произойти с девочкой, когда рядом был ты и ее няня? Мне кажется, твой отец был немного резковат.
— Нисколько, Элизабет. Он был совершенно прав. — Слабый румянец окрасил его щеки. — Мне стыдно признаться, как я тогда смеялся над ее проказами.
— Вот уж преступление, так преступление. В каком ты был тогда возрасте, можно поинтересоваться?
— Достаточно взрослый, чтобы понимать. Мне было тринадцать.
— Ты суров к себе не меньше, чем твой отец, Фицуильям. — Она заглянула ему в глаза.
— Думаю, отец никогда не смотрел на сестру, не оплакивая при этом мою мать. Я знал, что он болезненно боялся потерять еще и дочь.
— Это очень грустно. Но, знаешь, я не смогу вспомнить никого из своей семьи, кто бы искренне не посмеялся над такими проделками.
— Правда?
— Только мама, пожалуй, разгневалась бы…
— Естественно.
— … если бы одежда на ребенке была новой, а бассейн забит травой и грязью, — сквозь смех закончила фразу Элизабет. Она повернулась и посмотрела на далекий фонтан и Джорджиану подле него.
— Жаль, бедняжка Джорджиана не поняла, что гнев отца был направлен на меня и няню. Она видела только его негодование. С высоты своего роста, хмуро сдвинув брови, без всякого сострадания, этот взрослый человек смотрел на насквозь промокшую дочь.
— Несчастный.
— Джорджиана больше никогда не прыгала в фонтан.
Элизабет почувствовала холодное покалывание в пальцах рук.
— Надеюсь, мы не оставим слишком много неприятных воспоминаний своим собственными детям, — ощущая дрожь сказала она.
Ей вспомнилось пребывание в Незерфилде и горе, обрушившееся на нее с потерей так и не родившегося ребенка.
«Если у нас еще будут дети», — подумала она.
Он напряженно посмотрел на нее. Она подняла глаза и улыбнулась.
— Элизабет, я надеюсь, ты не слишком часто заново переживаешь события в Хартфордшире.
— Нет, ручаюсь тебе, нет. — Она взяла его за руку. Они снова повернулись и пошли прочь от дома, по тропинке вверх по холму.
— Я знаю, какое тебя постигло разочарование, но, милая моя, вспомни, как недолго мы с тобой женаты.
— Я знаю. Я знаю. Я преодолела ту боль, Фицуильям. Хотя мне было бы намного легче, если бы никто, кроме нас, не знал о моей беременности.
— А еще мой неуравновешенный характер привел к тому, что ты отдалилась от Мэри.
— Ты был совершенно прав, что рассердился, а решение папы не отпускать ее сюда, пока она не извинится перед нами, мне только на пользу.
Она слегка подпрыгнула.
— Папино решение избавило меня от многого. Представь себе, как Мэри самодовольно демонстрирует свои таланты, приводя при этом в замешательство меня и наших гостей, или с фальшивым благочестием читает нам мораль. Для меня просто неоценимо, что сестрица оказалась настолько упряма.
Не успев решить, стоило ли попенять жене на равнодушное отношение к собственной сестре, Фицуильям расхохотался.
Они продолжали свой путь по тропинке. Дом скрылся из виду. По небольшому мосточку они перебрались на другую сторону ручья. Их никто не мог бы увидеть в том укромном месте, сверху из-за нависших валунов, снизу из-за деревьев. Воздух был сырой, наполненный запахом мха и звуками журчащей воды.
— Отвернитесь, сэр! — сказала Элизабет. Она собрала юбку у пояса, и они стали прокладывать себе путь по поросшей мхом тропинке, петлявшей среди камней.
