Ее кулаки облегченно разжались.
– Я знаю этих мальчишек. Они сыновья Лаханберна, соседа с севера.
Он хмыкнул. Значит, дело все-таки в чувствительности. Точнее, в добром, отзывчивом сердце. Но нельзя позволять себе руководствоваться сердцем, осуществляя правосудие.
– Не важно, чьи они сыновья. Они воры.
Она наморщила лоб.
– Воры?
Он кивнул.
– В чем их преступление?
– Они украли собственность Ривенлоха.
– Какую собственность?
Он мотнул головой в сторону конюшни, где была привязана пара рыжих коров.
– И это все?
Он вскинулся:
– Что значит «все»?
– Всего две коровы?
Пэган раздраженно нахмурился:
– Да, две коровы, которые могут кормить крепость всю зиму.
Она лишь молча смотрела на него, словно силилась найти правильные слова.
– Отпусти мальчишек, – наконец сказала она.
– Что?
– Отпусти их. Мы вернули свой скот. Отпусти их.
Вот почему, подумал Пэган, совет женщины не стоит принимать во внимание. Он покачал головой:
– Они должны ответить за свои действия, иначе никогда не научатся быть честными людьми.
– Ты не понимаешь.
– Это ты не понимаешь. Если не наказать собаку, которая укусила тебя, она укусит снова.
– Ты уже достаточно напугал их. Видишь, как они дрожат? – Она указала на мальчишек, которые вытягивали шеи, чтобы понаблюдать за любопытным спором.
– Это сейчас они дрожат, но на полпути домой забудут про свой страх. Несколько рубцов послужат им напоминанием.
Дейрдре резко выдохнула. Черт бы побрал этого назойливого норманна! Если б он не совал свой нос в дела крепости и оставил вопросы закона в ее руках, она бы не стояла сейчас здесь, между сыновьями своего вспыльчивого соседа и кровожадной ивовой плетью в руках норманна. И не теряла бы времени, рассказывая о шотландских набегах на скот человеку, который, вероятно, порет детей, если они стащат по пирожку с кухни.
Но, дьявол его побери, Пэган теперь все-таки управляющий Ривенлохом, и он держит розгу и задержался достаточно, чтобы выслушать ее. Рано или поздно ей придется познакомить его с шотландскими обычаями, так что вполне можно начать прямо сейчас.
– Они не воры, – проговорила ока. – Не совсем.
– Что ты имеешь в виду? – Он вскинул руки. – Их поймали, когда они уводили коров на веревках, наброшенных на шею животных.
Она поморщилась:
– Все не так просто.
Он нетерпеливо хлопнул ивовой розгой по бедру.
– Тогда предлагаю тебе побыстрее объяснить. Отсрочка порки лишь увеличивает мучения.
Она закусила губу.
– Это трудно объяснить постороннему. Они забирают коров в качестве… возмездия.
– Возмездия?
– Да.
– За что?
– За две украденные в прошлом году.
– Что? – взорвался он.
Она знала, что он не поймет.
– Пожалуйста… просто отпусти их. Я объясню тебе это позже.
– Нет. Объясни сейчас.
– Послушай, – сказала Дейрдре. – Если ты будешь держать их здесь, их отец… забеспокоится. – На самом деле их отец скорее всего потребует голову Пэгана на блюде, но этого она ему не скажет. – Лаханберн отправит своих людей на их поиски. Если они обнаружат, что ты держишь их за стенами Ривенлоха…
Но Пэган, похоже, крайне заинтересовался сообщением об угоне скота.
– Вы украли две их коровы?
Она вздохнула:
– Таков шотландский обычай. Они крадут наш скот, мы крадем их. Так продолжается из поколения в поколение.
Пэган заморгал, словно она сказала ему, что мир сделан из козьего сыра.
– Кража скота, – продолжала Дейрдре, – это вопрос дружеского соперничества между Лаханберном и Ривенлохом.
Он смотрел на нее во все глаза, приходя к выводу, что шотландцы совсем ненормальные.
– Невероятно, – пробормотал он.
– Я настаиваю, чтобы ты отпустил их.
Он не сразу ответил. Было ясно, что Пэган не только не верит в ее объяснение, но и не одобряет его. Более того, настойчивость Дейрдре еще больше разозлила его.
Наконец он, кажется, нашел решение. Грозно хмурясь, он выпрямился во весь свой внушительный рост и похлопал ивовым прутом по ладони левой руки. Глаза его сузились до зеленых щелок.
– Я выслушал тебя, женщина. – Затем отдал суровый приказ: – А теперь отойди в сторону.
Сердце Дейрдре упало, а гнев возродился. Она не намерена отступать. Она не желает испытать на себе ярость их отца, когда он узнает, что его гордые сыновья были публично высечены.
– Я не отойду, – твердо проговорила она, – тебе придется выпороть и меня тоже.
Затем, к ее изумлению, уголок рта Пэгана изогнулся кверху в сардонической усмешке.
– Вы меня не так поняли, миледи. Вы добились их свободы. – Он бросил ивовый прут на землю. – А теперь отойдите.
Дейрдре в замешательстве заморгала.
Очевидно, кое-кто из ривенлохских смельчаков все-таки остался поблизости, несмотря на приказ Пэгана, и теперь они, к его немалому раздражению, зааплодировали. Он нетерпеливым жестом велел ей отойти. Дейрдре, ошеломленная своей победой, неуверенно отодвинулась в сторону, когда он подошел к столбу, вытаскивая свой кинжал.
– Слушайте меня хорошенько, юные щенки, – сказал он им, разрезая веревки. – Я отпускаю вас только благодаря доброте леди Дейрдре. Смотрите, больше не попадайтесь мне, ибо больше я не буду таким милосердным. – Отвязанные от позорного столба, мальчишки стояли бок о бок, и их тощие тела и огненно-рыжие шевелюры делали их похожими на две одинаковые горящие свечки. Широко открытые глаза серьезно взирали на Пэгана. Он натянул им рубашки на узкие плечи, и Дейрдре услышала, как он пробормотал: – В следующий раз прикрывайте головы. Эти ваши рыжие волосы видны за милю. – Затем, хлопнув их по задницам, подтолкнул в сторону ворот.
Он оглянулся на нее, угрюмо насупившись, и Дейрдре поняла, что, несмотря на раздраженную мину, он не опаснее пса, который лает и при этом виляет хвостом.
Пробормотав торопливое «спасибо», она извинилась и вернулась в большой зал. Там она помогала Мириель с приготовлениями к ужину и пыталась убедить себя, что то, что она испытывает к своему мужу, не любовь, ибо это было бы глупо. Нет, это просто благодарность за справедливость, с которой он обошелся с мальчишками Лаханбернов, и радость от собственной маленькой победы.
Но когда подошло время ужина и Пэган пришел, одетый в нормандские облегающие шоссы и тунику желтого цвета, которая великолепно подчеркивала мужественную красоту его тела, ее мнение резко изменилось.
Он взглянул на нее, усаживаясь рядом, и она снова отметила дивный цвет его глаз – словно шотландский лес, прекрасный, сочный и полный жизни. Проклятие, он красив, как сам Люцифер. Если этому демону ада свойственно обаяние.
