Во время грозы граф сидел в своей комнате на среднем этаже замка и гладил правой рукой кудрявую головку своей дочери, которая качалась на его коленях и все ближе прижималась к нему, по мере того, как погружалась во мрак огромная пустая зала, со стен которой смотрели наподобие привидений вытянутые во весь рост портреты предков графа Шатобриана самой грубой работы. Но всех страшнее при фантастическом грозовом освещении казался маленькой Констанции родоначальник дома, портрет которого висел против стула графа Шатобриана. Его черные колесообразные глаза, глядевшие с высоты, приводили в ужас пятилетнюю девочку и заставляли усиленно биться ее сердце.
Граф Шатобриан напрасно старался сосредоточить все свое внимание на ребенке; мысли его видимо были заняты другим. Он чувствовал себя глубоко несчастным; но кто мог сказать, что больше всего угнетало его! Остаток ли той своеобразной привязанности, которую он все еще питал к своей красивой жене и которую та оттолкнула с презрением? Оскорбленная ли мужская гордость, болезненно действующая на человека при открытой измене со стороны любимой женщины, или гордость дворянина, который видит свою честь отданною на произвол людского злословия? Если все это по временам одинаково мучило его, то в настоящую минуту чувство глубокой тоски пересилило все другие ощущения. Его печальные глаза выражали одно желание: все простить жене, опять принять ее в свой дом и доставить ей более спокойную и радостную жизнь, чем та, какую она испытала до своего отъезда из замка Шатобриан.
Размышления графа были прерваны приходом Жилловера, старого седого слуги, который, отворив настежь дверь, ввел какого-то незнакомца.
В комнате было так темно, что граф только по тону голоса и поклону мог узнать своего друга сенешаля Нормандии.
– Знаете ли вы, что делается в свете? – спросил приезжий, дружески поздоровавшись с хозяином дома.
– Ничего не знаю, вот уже полгода, – ответил граф. – В последние три месяца меня мучит тоска без всякой определенной причины; все время я просидел в этой комнате и не видел никого из наших дворян, которые могли бы сообщить мне о том, что творится на свете. К тому же всякие вести поздно доходят до нашей уединенной Бретони. Расскажите мне, если у вас есть какие-нибудь утешительные новости, а дурное скройте от меня; я теперь сделался таким же чувствительным, как женщина, и не переношу неприятных впечатлений.
– Что могу я рассказать вам утешительного, мой товарищ по несчастью!
– Товарищ по несчастью! Что это значит? Разве Диана де Брезе…
– Ну, об этом мы поговорим в другое время.
– Что ваш тесть, выпущен на свободу или умер?
– Ни то, ни другое!.. Сообщу вам прежде более крупные новости. Счастье положительно изменило Франции. Впрочем, я могу порадовать вас известием, что вся вина нового поражения французских войск падает на нашего общего приятеля Бонниве; он загладил ошибку Лотрека еще большим промахом. Король – да просветит его Господь относительно выбора любимцев! – этой же весной назначил Бонниве главнокомандующим вновь организованной итальянской армии, и наш приятель потерял это войско как школьник. Он погубил цвет французского рыцарства близ Сезии не в открытой битве, а в позорных отступлениях.
– Неужели Баярд?
– Баярд, рыцарь без страха и упрека, умер. Удерживая некоторое время врага, стремительно бросившегося через реку, и защищаясь как лев, он упал, пораженный каменной пулей. «Кончено, я умираю!» – воскликнул он и, поцеловав крест на своей шпаге, велел посадить себя под дерево лицом к неприятелю, чтобы тот не мог видеть его спины даже у мертвого. В это время коннетабль Бурбон, преследуя Бонниве в надежде захватить его в плен, приблизился к дереву. «Как мне жаль, господин Баярд, – сказал он, – что я вижу вас в таком положении! Вы служили образцом для нашего рыцарства!» – «Меня жалеть нечего! – возразил Баярд. – Я умираю с честью; вы скорее можете возбудить к себе сожаление, потому что изменили данной присяге и сражаетесь против вашего короля и отечества». Так умер Баярд, оплакиваемый врагами Франции, которые не менее нас любили и уважали его за безупречную добродетель.
– В нашей стране скоро исчезнет всякая доблесть!
– Вся Франция погрузилась в глубокую печаль, когда привезли тело Баярда из-за Альп на его родину Дофине, – продолжал Брезе. – На целый месяц были прекращены всякие игры и увеселения. Все убеждены, что эта смерть приведет Францию к новым невзгодам.
– Эта смерть служит предвестником, что наступил конец рыцарству; каприз короля восторжествует окончательно над обычаем и законом; разные выскочки, обязанные своим возвышением королевской милости, распоряжаются сеньорами страны. Вы еще толковали мне о великой будущности, ожидающей Францию! Все это кукольная комедия, которая не может долго продолжаться! Разве выйдет что-либо порядочное из Франции, пока ею управляют авантюристы?
– К сожалению, вы, кажется, правы. Бурбон соединился с испанскими и итальянскими войсками, прошел через горы в Прованс и идет прямой дорогой на Лион. Говорят, что все сеньоры Бурбоне, Оверна, Фореза, даже Лангедока и большинство дворян в остальных провинциях намерены примкнуть к нему и свергнуть короля, у которого Бонниве погубил последнее войско. Таким образом, план, наскоро составленный Бурбоном, осуществится в самом непродолжительном времени и Франция будет разделена между Англией, Испанией и коннетаблем. Нормандия и Бретонь, вероятно, достанутся англичанам.
– И вы находите эти известия неутешительными! – воскликнул Шатобриан, вскочив с места.
– Нет, они вовсе не радуют меня…
– Я буду благословлять тот день, когда Валуа получит должное возмездие.
– Может быть, я сам в непродолжительном времени буду не менее вас желать мести, тем не менее…
– Вероятно Диана де Брезе?..
– Она по примеру графини Франциски Шатобриан отправилась в Фонтенбло против моей воли.
– Значит вы так же одурачены, как и я? Диана де Брезе поможет мне соединиться с моей женой; а там явится еще какая-нибудь красавица и заставит вашу жену вернуться в Нормандию, потому что, на счастье сеньоров, французский султан не отличается постоянством.
– Я уверен, что вы преувеличиваете! Диана хочет только освободить отца, который все еще томится в Луврской башне, ожидая смерти со дня на день. Ходатайство графини Шатобриан только отдалило казнь, но о полном помиловании нет и речи.
– Мудрый Валуа ловко распоряжается своими милостями! Он медлит с помилованием графа Сен-Валлье в надежде получить добавочную плату от прекрасной Дианы!
– Чтобы воспрепятствовать этому, я сам думаю отправиться ко двору и хотел предложить вам ехать со мной.
