Сэр Эйр-Кот держался в центре английского каре, которое плотно стянулось при атаке нового врага, еще не участвовавшего в сражении. Английские солдаты стреляли тройным рядом, причем первый ряд встал на колени, а последний стрелял через плечи второго. Оглушительный залп встретил атаку, но его действие оказалось не столь пагубно, как следовало ожидать, так как легкая кавалерия рассыпалась по всей линии англичан, отвлекая внимание солдат. В то же время другие всадники бросились с обеих сторон на английское каре и навстречу пехоте, идущей с флангов, отрезав ей соединение с центром. Всадники с пиками на полном скаку закалывали англичан, напирали саблями, разбивая строй позиции.
Положение англичан становилось опасным, но они хладнокровно выдерживали натиск. Зарядив ружья, английские войска вторым залпом встретили конницу. Почти весь первый ряд всадников противника свалился, и они отступили по команде Гайдера-Али, чтобы выстроиться вновь. Англичане тоже стали равняться, но флангам не удалось присоединиться к центру, так как легкая кавалерия постоянно окружала их, а батареи Гайдера-Али с холмов осыпали их градом снарядов.
Эйр-Кот, увидя, что врага осилить нельзя и нужно спасать войско в Мадрасе, отдал приказ отступать, отстреливаясь, и все силы направить на сохранение оставшегося войска. Но только началось движение назад, вся неприятельская конница снова ринулась широким клином. Отряды легкой кавалерии нападали на каре с флангов, батареи стреляли непрерывно, и пехота плотной массой наступала на англичан. Первые всадники повалились, встреченные залпом, но следующие напирали все сильнее, и во многих местах англичанам уже приходилось отбиваться штыками.
Первые ряды заметно поредели, конница все глубже врезалась в позицию англичан. Вдруг в мизорских войсках произошло смятение, они начали оглядываться назад, послышались громкие возгласы на канарезском языке.
В мизорском войске произошло нечто ужасное и необычайное. Гайдер-Али, окруженный телохранителями, приказывавший, потрясая саблей, чтоб взяли в плен английского генерала, и громко воодушевлявший войска, вдруг покачнулся в седле. Поводья выпали у него из рук, он издал громкий мучительный крик, его лицо исказилось, глаза остановились. Ближайшие всадники испуганно оглянулись и увидели, как их грозный, уверенный в победе полководец упал на шею лошади. Самуд, стоявший рядом, подхватил его и прислонил к себе. Он побледнел как смерть и мрачно следил за каждым движением лица и вздрагивавшего тела Гайдера-Али. Через несколько минут Гайдер-Али поднял голову, землистое, искаженное страданием лицо его выражало дикую, злобную решимость.
— Вперед! — крикнул он хриплым голосом. — Вперед! Бейте их и приведите мне вождя неверных, чтобы я наказал его для примера остальным. Я не ранен… пули этих несчастных не заденут меня… Вперед!
Он взмахнул саблей и страшным усилием воли преодолевал боль. Но воины не повиновались, они с ужасом смотрели на искаженное лицо своего предводителя.
— Вперед! — еще раз крикнул Гайдер-Али, собрав последние силы, но голова его упала на грудь, и он тяжело рухнул на руки Самуда, над которым телохранители держали обнаженные сабли.
— Это невозможно, великий господин, — прокричал Самуд так громко, что все окружающие слышали. — Ты болен… Ты не можешь продолжать бой. Твои воины теряют мужество без тебя…
— А я хочу продолжать! — опять крикнул Гайдер-Али, поднимаясь, но сейчас же вновь свалившись.
— Это невозможно, — повторил Самуд. — Ты поправишься, и твои силы опять окрепнут. Ты победил, дерзновенные почувствовали твое могущество… теперь они еще спасутся, но не уйдут от тебя… Прикажи отступать… это не бегство, и никто не решится тебя преследовать.
Гайдер-Али ничего не отвечал, он склонил голову в изнеможении, а Самуд громко крикнул:
— Господин внял моим словам и приказал отступать… Передайте скорее его повеление войскам…
Всадники все еще стояли в нерешимости, но Самуд, поддерживая Гайдера-Али, повернул его лошадь и медленно поехал назад. Никто не противоречил. Смятение охватило диких, неустрашимых воинов, которые не решались продолжать бой, видя своего вождя при смерти. Знаменщик повернул, телохранители окружили повелителя, и все в полном порядке направились к лагерю.
Сэр Эйр-Кот, пораженный увиденным, не мог понять, что случилось. Сначала он предположил хитрость, что его хотят заманить назад, чтобы вернее уничтожить. Если бы он стал преследовать врага сейчас, то отступление войск Гайдера-Али обратилось бы, пожалуй, в отчаянное бегство, но английские войска были страшно истощены, и генерал решил прежде всего выстроить их, чтобы принять новую атаку Гайдера-Али. Но таковой не последовало, вся мизорская армия спокойно возвращалась в Арко, батареи, причинившие такой вред англичанам, выпустили еще несколько снарядов и вернулись назад за всей армией. Тогда Эйр-Кот тоже скомандовал отступление, очень довольный, что ему удастся занять прежнюю позицию, что в такой ситуации ему казалось почти чудом. Произошло необычайное явление: две армии, только что сражавшиеся в ожесточенном бою, спокойно направлялись каждая в свою сторону.
В Мадрасе наблюдалось страшное волнение. Видя, в какое критическое положение попали англичане и как победоносно атаковал их Гайдер-Али, жители поняли грозящую опасность. Если враги уже сегодня захватят город, то они окончательно отрежут его от крепости, которая не в состоянии будет долго выдерживать осаду. Коренные жители и пришлые беглецы теснились у стен крепости. Некоторых, самых знатных, пускали в крепость, но в очень ограниченном количестве, так как в случае осады главным условием являлось беречь провиант. Многие бросились к лодкам и челнокам, чтобы добраться до рейда и найти спасение на судах. Отовсюду раздавались жалобы и стоны, пушки фортов стояли наготове, около них канониры держали зажженные фитили — все приготовились отчаянно защищаться, и даже беглецы из деревень вооружались чем попало, чтобы недешево отдать свою жизнь. Общий страх еще более усилился при отступлении англичан, но когда оказалось, что их не преследуют, а мизорские войска тоже удаляются в горы у Арко, то поднялись восторженные крики, которые долго не умолкали.
Мизорская армия в мрачном молчании вернулась в лагерь, всюду разнеслась весть о внезапной болезни полководца.
Типпо Саиб выехал навстречу, и по его бледному желтому лицу скользнула радость, когда он увидел отца почти без признаков жизни на руках Самуда. Он постарался тотчас скрыть ее и с внешними признаками горя и печали проводил отца в его палатку, пока войска в глубоком молчании размещались по лагерю.
