– Значит, Пол родом из Смолвиля или жил там, – продолжал гнуть свою линию Стенли. – Наверняка он общался не с одними Уиверами, коль скоро ваша племянница утверждала, что знакома с ним! Значит, там остались люди, которые его знали. Чем он занимался? Возможно, совершил ужасное преступление!
– Не зря он не говорит о своем прошлом. – Сюзан перешла на таинственный шепот. – Так поступают люди, которым есть что скрывать!
Собеседники переглянулись: заговор созревал прямо на глазах.
– Однако ни один из нас сейчас не может покинуть Бостон, – заметил Стенли. – Да и странно будет выглядеть, если мы начнем расспрашивать жителей Смолвиля о Поле Спенсере. Насколько я понимаю, ни у кого там нет нужных знакомств?
Все дружно покачали головами.
– Что ж, – заключил Буден, – в таком случае, у меня есть один надежный человек, который с удовольствием займется этим делом.
«Жемчуг Юга», прекрасный шелк атласного переплетения и нежного неуловимого оттенка топленых сливок, вдохновил Пола на создание потрясающей симфонии белого. Нет, не кипенная белизна невинности, а гимн нежности: от накрахмаленной голубизны корсетов до перчаток столь насыщенного цвета слоновой кости, что их уже практически нельзя было назвать белыми. Отделы перемешались, покупательницы ничего не могли найти, но это лишь заставляло их тратить, тратить, тратить деньги.
По левой галерее тянулись белоснежные ряды муслина и коленкора, украшенные салфетками и носовыми платками. Справа от входа, где разместился отдел трикотажа, была сооружена огромная декорация из носков и перламутровых пуговиц. Потолок и колонны центральной галереи были задрапированы сотнями ярдов муслина, фуляра, лент и кружев. Баснословно дорогие французские кружева обвивали колонны и перила балюстрад. В ротонде с потолка спускался шатер из белых занавесок: муслин, газ, расписанный гипюр, богато вышитый тюль и полотнища восточного шелка, затканные золотыми узорами, воссоздавали невероятно чувственный мир турецкого гарема. Опытный глаз легко различил бы во всей этой оргии белого некий порядок и гармонию: оттенки белого следовали и раскрывались друг за другом, противопоставлялись и взаимодополнялись, создавая симфонию, которая достигала своего крещендо в ротонде. Отделы кипели, публика осаждала установленные в ходе постройки нового крыла лифты, закручивалась бурными водоворотами у колонн, затопляла отделы.
Пол провел весь день в состоянии какой-то болезненной одержимости. Его мысли снова и снова возвращались к тому моменту, когда он прошептал имя Элизы. Потрясающий успех открытия, триумф, победа над Бостоном и над женщинами не принесли ему никакого удовлетворения. Кто-то бы сказал, что Пол уже просто пресытился победами, но сам Спенсер так не считал. Странная горячка, сжигавшая его тело и разум, объяснялась всего лишь страстью. Он хотел Элизу, хотел, несмотря ни на что. Ему было все равно, кто ее покровитель, бывший или настоящий, ему все было все равно. Безрассудно и опаляюще горячо он хотел Элизу.
Создавая «Все для леди», Спенсер желал не просто денег и успеха, он мечтал, чтобы весь мир лежал у его ног, а особенно он жаждал одержать победу над женщиной. Вся его тактика ведения дел сводилась к тому, чтобы обольстить женщину и, используя сжигающую ее лихорадку, сделать все ее страсти и потаенные желания предметом купли-продажи. В этом было что-то невероятно развратное.
Пол стоял на своем любимом месте у балюстрады ротонды и смотрел на армию подвластных ему женщин. Дело близилось к закрытию магазина, начинался отлив. Разоренные, возбужденные и пресыщенные покупательницы удалялись странно торопливо, словно выбирались из какой-то подозрительной гостиницы, насладившись предосудительными ласками любовника. Пол потер мучительно болевший висок и окинул взглядом магазин, надеясь увидеть Элизу.
Шиммер, в это время поднявшийся на галерею, чтобы поздравить своего молодого компаньона с несомненной победой, увидел, что Спенсер стоит у перил, стиснув их руками и закрыв глаза. Банкиру пришлось дотронуться до его плеча, чтобы привлечь внимание Пола. Спенсер открыл глаза, и Шиммер увидел, что в момент триумфа тот погружен в такие пучины мрачного отчаяния, что демоны, терзавшие грешников в аду, не могли бы причинить ему большей боли.
– Решайтесь же, черт возьми! – Шиммер похлопал Пола по плечу. – Решайтесь – и конец!
Спенсер явно смутился, но все же нашел в себе силы ответить спокойно:
– Это было бы глупо и абсолютно несовместимо с понятиями чести и благодарности.
Конечно, Шиммер не знал всех деталей этой загадочной истории, но опыт ему подсказывал, что молодой человек влюбился впервые в жизни и готов наделать всяческих глупостей. Обычно избавиться от наваждения помогала добрая ночка, проведенная в постели с предметом воздыханий. Вот только, судя по терзаниям Спенсера, какие-то принципы не позволяют ему заполучить наконец-то девицу и обрести душевное равновесие.
– Тогда отбросьте посторонние мысли и просто насладитесь своей победой. Насколько я понимаю, доход от ярмарки покроет все вложения. Что ж, я рад, что вы смогли убедить меня поучаствовать в этом деле.
Пол пожал протянутую руку Шиммера и поклонился.
– Благодарю вас. Ваш вклад неоценим.
– Оценим, молодой человек, оценим. В конце года я рассчитываю получить приличные дивиденды.
– А я рассчитываю, что вы примете решение вложить их снова в дело.
– О! Вам палец в рот не клади, Спенсер.
– Я знаю, мистер Шиммер.
Они прошли в кабинет, чтобы обсудить деловые вопросы более подробно.
Элиза едва не валилась с ног после этого бурного и бесконечного дня, но на душе у нее было легко и радостно. Открытие нового крыла и летней ярмарки стало настоящей победой, бросившей Бостон к ногам Пола. Элиза, начитавшись газет и наслушавшись сплетен, очень волновалась, удастся ли Спенсеру окупить строительство и переустройство магазина. Теперь всякие сомнения развеялись. За весь день у Элизы не было ни одной свободной минутки, так что только после закрытия магазина, наблюдая, как приказчицы наводят в отделе порядок, она смогла сесть и дать отдых усталым ногам. Какая разительная перемена свершилась с того времени, как она мучилась, сбивая ноги в неудобных туфлях, ворочала груды манто и плащей и считала копейки. Теперь она могла жить безбедно, но близость Пола и ее чувства к нему не оставляли ей ни малейшего шанса на покой. Сколько бы времени ни прошло, слухи не утихнут. Пол не способен проявлять должную осторожность, он словно не замечает всей двусмысленности ее положения. Или замечает, но ему все равно? Нет, Элиза не хотела думать о Спенсере плохо. То, что он пришел с извинениями, тронуло ее, хотя она их и не ждала. Покончив с делами, Элиза закрыла отдел и направилась к себе. Идти по лестнице не было сил, поэтому она решила прокатиться на лифте. Швейцар, управлявший подъемниками, уже ушел, но Элиза справилась и сама. Прозрачная кабинка вознесла девушку на третий этаж ротонды.
