– Я предупреждал, к этому надо сперва привыкнуть. Съешь что-нибудь. – Питер жестом показал на изобилие закусок. – Мы называем это рисовый стол, так как все блюда приготовлены из риса. Уверен, раньше ты их никогда не пробовала.
– Никогда, – подтвердила Аннелиза.
– Вообще-то мы все здесь консерваторы – в нас слишком сильна приверженность традициям. Мы требуем, чтобы нам готовили только голландские блюда. – Он кивнул в сторону знакомой ей пищи в центре стола. – Но Хильда при всей своей любви к нашей кухне убедила меня расширить рацион, и я очень доволен, что она сделала это.
– Я тоже постараюсь сделать вам приятное и освоить какие-нибудь новые блюда…
– Пустая затея. Хильда за много лет разработала меню на четырнадцать дней. Замечательное меню, и главное – оно идеально подходит для моего пищеварения. Я не вижу никакой надобности менять его.
– Как скажете, – покорно согласилась Аннелиза.
Хотендорф потягивал свой чай и, по-видимому, оставался совершенно равнодушным к тревогам жены. С каждым упоминанием об усопшей Хильде Аннелиза чувствовала, что она все глубже и глубже погружается в пучину, из которой ей никогда не выбраться. Она посмотрела на свой чай, схватила чашку и залпом выпила горячую жидкость. Перспектива опьянения и забытья вдруг показалась ей очень заманчивой.
– Это тоже рис, – спокойно продолжал Питер, показывая на необычайно странное блюдо, представлявшее собой горку клейких белесоватых зерен. – У нас в Нидерландах не едят риса, а здесь, на островах, это основная пища, и она нравится мне все больше и больше. Положи себе немного на тарелку.
Аннелиза послушно выполнила приказание, а слуга тем временем вновь наполнил ее чашку мускатным чаем. Непривлекательная тестообразная масса не вызывала аппетита, поэтому она снова и снова прикладывалась к чашке с чаем.
– А теперь добавь что-нибудь отсюда. Блюда, имеющие золотисто-коричневый цвет, – это, как правило, мясо, оранжевый и красный – фрукты, остальное – овощи. Бери и накладывай поверх риса. Немножко того, немножко другого. Но имей в виду – все здесь очень острое из-за большого количества приправ. Вот зачем нужно смягчающее действие риса. Сейчас ты это поймешь.
Аннелиза выловила несколько толстых коричневых кусков из пряного соуса и добавила в рис, с некоторой опаской вдыхая густой ароматный пар над тарелкой. Зачем так много специй? Они с матерью никогда не сыпали приправы столь щедро, если только мясо не было порченым. Ей невольно вспомнилась пища в последние дни пребывания на «Острове сокровищ», когда кок выскребал со дна бочек последние крохи тухлого мяса. Более мерзкого вкуса, наверное, не существовало в природе.
Следуя примеру Питера, она зачерпнула немного рыхлой ароматной рисовой смеси.
Когда язык распробовал весь букет, Аннелиза пришла в восторг.
– О, это действительно очень вкусно! – восхищенно воскликнула она.
Питер одобрительно кивнул:
– Все зависит от специй, которые ты добавляешь. Любая щепотка привносит свой вкус и аромат. Такое впечатление, что каждый раз ешь новое блюдо.
В их неторопливой беседе наступил перерыв, и тишину нарушали только мягкое позвякивание серебра о тарелки да приглушенный стук чашек. Аннелиза уже перестала считать, сколько раз наполнялась ее чашка. Несмотря на вкусные запахи пищи, у нее в конце концов пропал аппетит. Чтобы отвлечь внимание Питера, она заставляла себя снова и снова подносить ко рту ложку с одним-двумя зернышками риса; но каждый раз ложка казалась все тяжелее, и ей стоило большого труда удерживать ее в онемевшей руке. Никогда еще для выполнения столь простой задачи ей не требовалось таких непомерных усилий.
– Аннелиза, отчего у тебя такой невеселый вид? – неожиданно спросил Питер. – Ты не заболела?
– О нет! Уверяю вас, со здоровьем у меня все в порядке. Я всегда была достаточно крепкой.
Она никак не могла взять в толк, откуда появилась эта непонятная тяжесть в руках и ногах, сопровождавшаяся почти непреодолимым желанием положить голову на стол и заснуть глубоким сном. Если бы в этом был виноват чай, то и Питер испытывал бы что-то похожее. Однако ее муж сидел прямо, словно жердь, хотя выпил гораздо больше чая, чем она.
– Наверное, это все от жары – я к ней еще не привыкла.
Это была явная ложь. В своей продуваемой спальне Аннелиза чувствовала себя несравненно комфортнее, чем в душной каюте корабля. К тому же, пока она предпринимала безуспешные попытки уснуть, возле ее кровати стоял слуга и обмахивал ее опахалом из веток с широкими листьями.
К ее удивлению, Питер лишь кивнул в ответ. Поразительно, почему он не сказал, что человек, проплывший через тропические моря, должен бы приобрести устойчивость к жаре. Он взглянул на нее, и впервые его взгляд задержался на ее лице. Аннелиза попыталась дружелюбно улыбнуться, но губы уже не повиновались ей, а глаза застлал туман.
– Я велю двум слугам стоять над нами всю ночь и обмахивать нас веерами, – сказал он. – Но это после.
После чего?
Пока он провожал ее обратно по лестнице в спальню, его рука покоилась у нее на талии. Аннелиза с недоумением заметила, что не может обойтись без его помощи, ей показалось, что силы совсем покинули ее.
Наконец они пришли в комнату Аннелизы, и Хотендорф оставил ее стоять у спинки кровати. Горничные тут же бросились к ней, чтобы приготовить ее для брачного ложа. Вспоминая, сколько огорчений было связано со свадебным платьем, Аннелиза подумала, что вид ее ночного балахона приведет их в отчаяние, однако девушки, напротив, были в восторге.
– Совсем как у первой госпожи, – не удержавшись, заявила Тали.
Аннелиза смиренно стояла, пока вторая горничная расплетала ей косы. Утром, когда ее волосы превратятся в спутанную гриву, помощь Мару будет очень кстати, подумала она. К ее удивлению, Мару тут же снова заплела косы и надежно закрепила их вокруг головы.
– Совсем как у первой госпожи, – вслед за Тали повторила она, хлопая в ладоши. Аннелиза решила, что скорее всего это следует понимать как выражение симпатии.
Тали предусмотрительно положила на ночной столик влажную салфетку, сложенное вдвое полотенце, и затем девушки удалились с такой поспешностью, словно на пребывание в ее комнате им было отпущено строго определенное время.
Через несколько секунд в комнату постучали. Дверь тихо отворилась, и вошел ее муж. Немного помедлив, он повернул ключ, и спальня оказалась запертой изнутри.
Оглядев Аннелизу с головы до ног, Хотендорф сразу обратил внимание на необъятную ночную рубашку и утянутые косы.
– Вот так ты смотришься гораздо лучше.
Слова мужа прозвучали для нее как-то неестественно, будто с далекого расстояния или через толщу воды. Он нагнулся к лампе, загасил фитиль, и теперь комнату освещал только льющийся в окна лунный свет. Присмотревшись, Аннелиза увидела, что Питер стоит почти рядом с ней. Она не слышала, как он подошел.
