— Пойдем, голубка! Пойдем со мной!…
Пока все остальные возносили ему славословия, он уводил избранницу в соседнюю комнату, запирался с ней там и проводил встречу личного характера, о церемонии прохождения которой нет смысла рассказывать…
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НИКАК НЕ ХОТЕЛ УМИРАТЬ
В квартиру дома 64 на Гороховой улице приходило слишком много самых разных людей, чтобы религиозные обряды ее жильца не получили своеобразной рекламы. По Санкт–Петербургу пошли толки: многие дамы, иногда даже очень знатные, познакомились с узкой железной кроватью Распутина.
Поговаривали также, что фанатично верившие в него, околдованные и очарованные старцем матери, не обладая такой красотой, чтобы надеяться на его благосклонность, без колебаний приводили к нему дочерей, которым выпало несчастье быть красивыми… и девственницами, что, по мнению «святого человека», делало особо ценным это пожертвование нового рода. Мало–помалу среди мужской половины всех, пусть и различных, слоев общества нарастал глухой ропот недовольства против человека, который поверг Россию в коррупцию и разврат по одной простой причине: держал в своих грязных лапах глухую, слепую и до безобразия доверчивую императорскую чету.
Началась война 1914—1918 годов, русская армия потерпела первые поражения и некоторые подумывали над тем, что пришло время попытаться изменить такое положение вещей.
В декабре 1916 года за закрытыми дверями, запахнутыми ставнями и глубоко в подвалах вызревало вино революционного мщения, а обстановка на фронте достигла критической отметки. Однако Николай II никак на все это не реагировал, продолжая находиться в плену инерциального мышления: силы для этого черпал лишь в собственном понимании своего положения и обязанности всех подчиняться монарху, стремящемуся оставаться абсолютным самодержцем. Казалось, он потерял все рефлексы, весь свой разум. Поведение его привело к тому, что при дворе и в городе стали ходить странные слухи: говорили, что Распутин через царицу пичкает его наркотиками и они подавляют его волю с целью принудить отказаться от престола в пользу сына. А тот слишком молод, чтобы править страной, — Александра Федоровна, став регентшей, сделает своего незаменимого старца кем–то вроде оккультного царя и настоящим властелином России. Члены императорского дома ясно это сознавали и не желали допустить — любой ценой.
Вечером того самого декабря 1916 года пятеро мужчин собрались в библиотеке просторного дворца на набережной Мойки: хозяин дома великий князь Феликс Юсупов; двоюродный брат его великий князь Дмитрий, кузен царя по германской линии; депутат Государственной думы Пуришкевич; доктор Лазоверт; капитан Сухотин.
За стенами дворца замерзший город дремал под снегопадом, а тут огромные отделанные изразцами камины поддерживают приятное тепло… Воздух библиотеки наполнен синеватым дымом сигарет, смешанным с ароматом французского коньяка. Однако эти пятеро собрались в великолепной комнате вовсе не для того, чтобы наслаждаться изысканной роскошью, а чтобы обсудить смерть человека…
Все они ненавидели Распутина по разным причинам, все решили избавить от него Россию: народ умирает от голода, гибнут на войне молодые люди, в то время как шайка ни на что не способных людей, вознесенных на вершину призрачной власти благодаря влиянию старца, с каждым днем толкает страну все ближе к пропасти…
Кое–кто из них имел, кроме того, и личные обиды. Бесстыдство этого мужика уже не знает границ, нет ни одной женщины из порядочной семьи, ни одной мало–мальски красивой девушки, которые чувствуют себя защищенными от его поползновений. Говорят даже, в своих притязаниях он зашел так далеко, что пожелал увидеть в своей постели красивую и гордую великую княгиню Ирину, совсем недавно ставшую женой Юсупова. Естественно, именно он и вел собрание.
— Хочу, — произнес он, — просто передать вам слова председателя Думы Родзянко. Он сказал мне вчера: «Единственное возможное спасение — убийство этого негодяя, но в стране не найдется ни одного человека, у которого хватит смелости сделать это. Не будь я так стар, сделал бы это сам».
— Возраст тут ни при чем, — пожал плечами великий князь. — Родзянко, как и другие, просто боится.
— Вот потому–то я и считаю, что эта задача ложится на нас, — снова заговорил Юсупов. — Мы должны очистить Россию от этой скверны!
— Я полностью согласен с тобой, но Распутин хитер. Он прекрасно знает, что мы его ненавидим, и опасается. Заманить его в западню будет нелегко.
— Как знать… Да будет вам известно, господа, что этот мужлан с некоторых пор выказывает ко мне завидное расположение и давно требует, чтобы я удостоил его чести
посетить этот дом. Почему бы нам этим не воспользоваться?
Почему старец проявляет расположение к Феликсу Юсупову, не очень понятно. Естественно, большую роль тут играет очарование великой княгини Ирины, но, возможно, влияет и личность самого князя. Красота непреодолимо привлекает «божьего человека», а мало кто из мужчин сравнится красотой с молодым князем, имеющим все внешние достоинства в сочетании с признаками высокого происхождения. Если кто–то и способен завлечь старца в ловушку, так это он.
Решили этим воспользоваться — разработан сценарий, исключающий всякую случайность: Юсупов пригласит Распутина к себе в дом пропустить по стаканчику вместе с ним и женой. Это в любом случае сработает — старец уже давно и настойчиво намекает, желая, естественно, увидеться наконец с гордой Ириной.
— Придет он сюда, — объяснял князь, — проведу его в столовую: жена пока занята наверху с друзьями, они скоро уйдут. Столовая выглядит так, словно гости только что вышли из–за стола, но останется достаточно блюд, которые вызовут у гостя аппетит. Нам остается сделать так, чтобы эти яства стали для него последними…
Вечером 29 декабря заговорщики снова собрались во дворце на Мойке, чтобы подготовить сцену к убийству. На кружевную скатерть стола, убранного серебром и цветами, поставили четыре прибора в беспорядке, свидетельствующем об окончании ужина; затем — две тарелки с надрезанными пирожными двух видов: на одной — пирожные с розовым кремом, старец их очень любит, на другой — с шоколадом. Еще не сколько недопитых бутылок вина: мадеры и крымского.
Доктор Лазоверт надел резиновые перчатки, вынул из кармана герметично закрытый флакон, взял нож, разрезал пополам, стараясь не разломать, несколько розовых пирожных. Посыпал на нижние их половинки цианистого калия, сложил половинки, оставив крошки на тарелке. На другой тарелке оставил одно пирожное с шоколадом, откусив половину так, чтобы остались следы зубов. Потом снял перчатки и бросил в огонь.
