Мередит не слышала, что ответил другой мужчина. Она поспешила уйти, притворившись, что не обратила на них внимания.
Всю ночь ее не покидала тревога. Как там отец? Все ли с ним в порядке? Она помнила, как глубоко переживал отец смерть матери, хотя была в то время совсем маленькой. Он уже не молод. Неужели он умрет от горя?
Нет! Она не могла позволить себе думать о подобных вещах, не могла поверить, что такое может произойти. Он там не один, напомнила она себе. С ним дядюшка Роберт, который о нем позаботится.
Камерон с самого начала решил сломить дух ее отца. Теперь, как видно, это ему удалось. Он, наверное, вне себя от радости. Однако Камерон ни словом не обмолвился о ее отце, а она не стала его спрашивать. Отец жив. Только это и имеет значение.
Она принялась за шитье, но не могла сосредоточиться на работе, поэтому швы получались неровные, стежки были неодинаковой длины. В конце концов она отложила недошитое платье и спустилась в зал.
Она увидела, что лишь небольшая группа женщин задержалась за обеденным столом, все остальные уже закончили трапезу. Она с неприязнью оглядела пустой стол возле камина, где обычно обедала, когда Камерон отсутствовал. Переведя взгляд на женщин, Мередит вдруг решилась на отчаянный шаг.
Она подошла к сидящим за соседним столом женщинам, среди которых были Адель — мать Эйлин и Лита — и Гленда. Они болтали о чем-то и весело смеялись. Мередит села рядом с ними на краешек скамьи.
Женщины сразу замолчали. Неприязнь, которую она заметила в их взглядах, оскорбила ее.
Она вскочила с места и, едва сдерживая злые слезы, гордо вздернула подбородок.
— Что я вам плохого сделала? В раннем детстве меня пугали страшными людьми из клана Маккеев. Но, прожив здесь с вами много дней, я поняла, что вы ничем не отличаетесь от моих соплеменников! Ваши дети полюбили меня. Я никогда не повысила голоса, ни на кого не подняла руку и никогда не сделаю этого! И все же вы шарахаетесь от меня, словно я прокаженная!
Видит Бог, я ни к одной из вас не испытываю ненависти. И не понимаю, за что вы так ненавидите меня, ведь я не причинила вам никакого зла! Да, я Монро, но я не враг вам, и не смотрите на меня, как на врага! Это мужчины воюют, — крикнула она взволнованно, — это они нападают друг на друга. Невинные дети, которые живут здесь, и детишки из клана Монро пока еще не ведают вражды. Но мне страшно подумать, что вскоре ненависть затуманит и их разум. А почему? Да потому, что наши отцы, мужья и братья считают, что так должно быть, потому что так было всегда! За их упрямство приходится расплачиваться нам, хотя я до сих пор не знаю, из-за чего началась эта смертельная вражда! Я лишь боюсь, что она никогда не закончится! — С этими словами она повернулась и побежала к лестнице.
Женщины ошеломленно молчали, поглядывая друг на друга.
Молчание нарушила Джудит, сестра Меган.
— А почему все-таки мы враждуем с Монро? — недоуменно спросила она.
— Потому что они не разрешают нам проезжать через их земли, — сказала одна из женщин.
— Нет, — возразила ее соседка, — мне говорили другое. Все началось с того, что они украли у нас овцу.
— Нет, не овцу, а любимого кречета вождя нашего клана.
— А кто был тогда вождем?
— Александр, сын Рональда.
— Александр? Вот и неправда! — заявила Меган. — Это началось, еще когда вождем был Эдгар.
— Нет, у Эдгара украли невесту!
— Я спрошу у своего мужа, — стояла на своем Меган.
— У твоего мужа? — насмешливо воскликнула какая-то женщина. — Неужели ты думаешь, что он знает больше, чем мы? Девчонка права. Смертельная вражда началась сотню или больше лет назад, и мы забыли из-за чего!
Мередит не знала, что Камерон видел, как она выскочила из-за стола. Услышав ее голос, он остановился и прислушался. А потом увидел, как она побежала к лестнице. На ее прекрасных глазах блестели слезы.
У него дрогнуло сердце. Он умышленно старался не замечать, что она очень одинока, что она чужая всем, кроме него. Он почувствовал угрызения совести, ведь виноват в этом был только он.
По правде говоря, ему не хотелось копаться в причинах, заставляющих его удерживать Мередит возле себя. Он привез ее в замок исключительно для того, чтобы отомстить Рыжему Ангусу.
Он возжелал Мередит с самого начала. Хотел с такой страстью, что у него темнело в глазах. О ней самой он почти не думал. И лишь теперь наконец признался себе, что ее красота заключалась не только в чертах лица или фигуре, хотя от всего этого дух захватывало. Нет, главная красота была в ее сердце. Он не раз видел ее в окружении детишек — она была внимательной, доброй, любящей.
Когда некоторое время спустя он поднялся в свою комнату, Мередит сидела на краешке кровати — бледная, с сухими глазами. Он решил, что скажет ей о том, что был свидетелем ее разговора с женщинами в зале, только в том случае, если она сама упомянет об этом. Но если она предпочтет промолчать, он тоже будет нем.
Сняв с себя тунику, он бросил ее на пол. Он пересек двор под проливным дождем и промок до нитки.
— Мередит, — попросил он, — не достанешь ли сухую тунику из моего сундука?
Она молча подошла к сундуку, открыла его и достала тунику из мягкой шерсти, лежавшую поверх аккуратно сложенной стопки одежды. Она уже хотела опустить крышку, как вдруг ее внимание привлек какой-то блестящий предмет. Она наклонилась, чтобы разглядеть его получше, и у нее закружилась голова.
Это было ее распятие — то самое, которое он снял с ее шеи в ночь похищения. Но на цепочке сломалось одно звено, и теперь его нельзя было носить.
Она чуть не заплакала от огорчения. Камерон, подойдя к ней, чтобы взять тунику, увидел свисавшую с ее пальцев цепочку.
Она подняла на него страдальческий взгляд.
— Сломалось, — едва слышно прошептала она. — Мое распятие сломалось.
Камерон бросил распятие в сундук по возвращении из Коннириджа и вскоре забыл о его существовании.
— Но это всего лишь крестик, — сказал он, пытаясь ее утешить. — Его без труда можно заменить.
— Это будет уже не тот крестик, — покачала она головой.
Он задумался.
— Значит, он тебе очень дорог?
— Дороже всего, — тихо сказала она.
— Как он к тебе попал? Неужели монахини…
— Нет, — прервала она его, потом, чуть помедлив, добавила: — Это подарок моего отца. Он дал мне его в тот день, когда я уехала в монастырь. Он сказал мне, что Бог всегда будет со мной, как и он сам.
При упоминании о ее отце у него застыло лицо. Она почувствовала, как он насторожился. Он взял распятие из ее руки, пересек комнату и опустил его в свой сундук, громко хлопнув крышкой.
Судя по всему, ненависть его ничуть не утихла. Не сказав ни слова, он вышел из комнаты. Удивительно, что он не уничтожил ее распятие.
