– Вам это известно доподлинно?
Банкир кивнул.
– В прошлую субботу утром к торговцу приходил один из французских агентов.
– Кто? – вскинулся Девлин. – Кто это был?
– Эйслер не хотел говорить. По понятным причинам он сильно разнервничался. Когда дело касается разыскиваемых сокровищ французской короны, Наполеон проявляет себя абсолютно… – Хоуп поколебался, будто подбирая подходящее слово, и остановился на: – Неудержимым.
– Если не сказать беспощадным, – заметил Себастьян. – Так почему не пойти навстречу и не продать камень ему?
В груди банкира зарокотал низкий смешок.
– У императора скверная репутация в отношении оплаты за сделанные приобретения. Вы слышали, что именно Эйслер предоставил бриллиантовое колье, которое Бонапарт преподнес императрице Марии-Луизе в качестве свадебного подарка?
– Слышал.
– Окончательный расчет так и не состоялся. Эйслер потерял на сделке целое состояние. Отношение Наполеона таково: честь обслуживать его высокодостойную особу уже сама по себе достаточная награда.
– Это отношение, увы, роднит его с принцем-регентом, – сухо отметил виконт.
– Точно. Но те, кто продает драгоценности Принни, давно усвоили, что оплату следует требовать вперед и наличными.
– Почему не потребовать того же от французского императора?
– Потому что посланцы Георга, как правило, не убивают несговорчивых торговцев и не похищают их товар. А наполеоновские – наоборот.
– Полагаете, именно так и произошло с Эйслером?
Хоуп бросил вокруг себя еще один быстрый взгляд.
– Разве это не логично?
– Так вы говорите, бриллиант пропал?
Черты банкира исказились судорогой беспокойства.
– Да, пропал.
Себастьян всмотрелся в подвижное, выразительное лицо собеседника.
– Кому, кроме вас, было известно, что камень у Эйслера?
– Сложно сказать наверняка. Людям свойственно болтать. Очевидно, кто-то проговорился, иначе зачем французский агент явился бы к торговцу?
– Этот агент знал, кто истинный владелец камня?
– Нет. Откуда? Если только сам Эйслер не сообщил ему.
– А вы уверены, что он не сообщил?
Банкир на мгновение смешался.
– Но с какой стати?
– Возможно, в попытке спасти свою жизнь?
Хоуп закусил нижнюю губу, с невзрачного лица сбежали все краски.
– Если это посланец Наполеона застрелил Эйслера и забрал алмаз, у французов теперь нет никаких причин преследовать вас, – сжалился над банкиром Девлин.
– Да, но что, если у французов камня нет? Что, если кто-то другой прикончил торговца и украл драгоценность? Или если Эйслера убили по какой-то совершенно иной причине, и бриллиант теперь у Самуэля Перлмана?
– Известно ли Перлману, что его дядя занимался продажей алмаза по вашему поручению?
– Разумеется, известно. Я сразу же заявил иск об истребовании его стоимости из имущества покойного.
– Наследник отказывается платить?
Банкир яростно задвигал губами.
– Пытается отказаться. – Он насупился через галерею туда, где рабочие меняли стекло, затем придвинулся ближе и негромко спросил: – Как по-вашему, бриллиантом завладели французы?
– Если честно, очень вряд ли.
Хоуп, похоже, удивился.
– Почему вы так уверены?
– Потому что мне кажется, они по-прежнему его ищут.
Самуэль Перлман смотрел крикетный матч на площадке возле Слоун-сквер, когда Девлин подошел к нему.
Покосившись на виконта, щеголь с преувеличенным раздражением выдохнул:
– Эти встречи становятся утомительными, не находите?
– Для нас обоих, – поддакнул Себастьян, останавливаясь рядом и устремляя взгляд на бэтсмена. – Позвольте вам намекнуть: когда речь заходит об убийстве, лгать – не лучшая идея. Это, как правило, создает у окружающих впечатление, будто вам есть что скрывать. Вину, например.
Перлман расхохотался.
– Вы что же, до сих пор полагаете, будто я причастен к смерти дяди?
– Может быть. Еще не знаю. Но, между прочим, я имел в виду некий бесследно исчезнувший уникальный драгоценный камень. Помните, тот самый крупный голубой алмаз, про который, по вашему утверждению, вы слышать не слышали, хотя в это самое время уже громогласно возражали против иска Томаса Хоупа о выплате возмещения. Так вот, возможно, тот, кто убил вашего родственника, также украл и бриллиант. Или же вы делаете вид, будто его украли.
Темные локоны щеголя затряслись вокруг по-модному бледных щек.
– Только без оскорблений. Если бы у меня возникло желание завладеть этим бриллиантом, я бы просто-напросто купил его.
– Ага. Итак, вы признаете, что знали о камне.
– Ну хорошо, знал. Но, разумеется, не брал его. Смешно даже предполагать такое. Я состоятельный человек.
Девлин не отводил глаз от крикетного поля.
– Сложность с богатством в том, что видимость может быть обманчива. Торговля – предприятие ненадежное, не так ли? Особенно во время войны. Подозреваю, из-за бесчинств Наполеона и американцев вы в последнее время не преуспеваете.
– С моими активами и вложениями все вполне благополучно, не извольте беспокоиться. Поэтому, чтобы сыскать, на какого бы несчастного навесить это убийство, придется вам обратиться в другое место.
– Если вам угодно так ставить вопрос... Надеюсь, вы привели свои дела в порядок, – медленно, язвительно улыбнулся Девлин и повернулся уходить.
– Обождите! – повысил голос Перлман. – Что это значит? Что вы намерены делать?
Себастьян развернулся обратно.
– А мне не нужно ничего делать. Не удивлюсь, если французы уже заподозрили, что разыскиваемый ими бриллиант сейчас находится в вашем распоряжении. Видите ли, Наполеон придерживается мнения, будто алмаз Хоупа некогда являлся частью сокровищ французской короны. А, как вам известно, император не погнушается прибегнуть к убийству, чтобы заполучить эти драгоценности обратно.
– Но у меня камня нет!
– Мне почему-то кажется, агенты Бонапарта не поверят вам на слово.
Быстро оглядевшись по сторонам, Перлман заговорил тише.
– За мной следят.
– В самом деле?
Племянник Эйслера мрачно кивнул.
– Я раз или два заметил соглядатая. Но обычно это просто… ощущение. Неприятное. Если не сказать тревожное.
– Вы заявили властям?
– Чтобы надо мной посмеялись? Вот уж нет. – Послушайте, – облизнул губы Перлман, – я расскажу вам, что знаю. Но если попытаетесь повторить мои слова в суде, я буду все отрицать.
– Продолжайте.
– Вы правы, дядя продавал этот алмаз по поручению Хоупа. Он даже показывал мне его несколько раз.