– Гейбриел, – сказал он с покровительственной улыбкой, – мы с вами джентльмены, которые имеют общую слабость. Я допустил бы небрежность, если бы не сообщил вам, что Элетея Кларидж ничем не лучше девушек из заведения миссис Уотсон.
Гейбриел видел, как Девон шагнул вперед, словно желая защитить его. Он сделал резкий жест, и его кузен отступил.
– Что вы имеете в виду, Хазлетт? – спокойно спросил он.
Гай огляделся, словно только сейчас заметил, что они с Гейбриелом не одни.
– Неужели вы околдованы, ею, друг мой? Она того не стоит. Мой брат собирался жениться на ней, и он уже вскрыл ее для вас. Я уверен, вы оцените тот факт, что вам не придется почать очередную девственницу. Я полагаю, поначалу она оказала сопротивление.
Если он и сказал что-то еще, Гейбриел этого не услышал, потому что в голове у него взревела кровь. Он шагнул вперед, сжав кулаки. Почувствовал, как кто-то – Дрейк или Девон – положил руку ему на плечо, пытаясь остановить. Но он не собирался останавливаться. Он понимал, что они только хотят помочь ему. Но он всю жизнь сам воевал за себя.
Однако, честно говоря, он никогда еще не дрался за то, что значило для него так много, разве только за мать. Такой страсти он не испытывал даже в битве при Ватерлоо.
Гейбриел ударил Гая прямо под подбородок и с удовольствием услышал, как хрустнули кости. Наверное, он разбил себе костяшки пальцев, но ничего не почувствовал. Стон боли, который издал Гай, означал, что у того по меньшей мере сломана челюсть, а это не даст ему возможности раскрыть рот пару месяцев.
– Пошли, Гейбриел, – дружески сказал Дрейк через плечо. – Нехорошо творить беззаконие прямо перед свадьбой. Подожди недельку-другую.
Гейбриел выпрямился с намерением потребовать, чтобы его кузен убирался прочь и не лез в чужие дела, но тут Гай вдруг подскочил к нему и ударил в глаз.
Под правым веком Гейбриела вспыхнули яркие искры, он наткнулся спиной на крепкую фигуру Дрейка, и тот толкнул его обратно к Гаю, пробормотав при этом:
– Дай ему от меня как следует по яйцам. Это был грязный удар. Ударить человека, когда он отвернулся. Будь я на твоем месте…
Эти слова поощрения упали на благодатную почву нарастающего гнева. Гейбриел, парализованный пульсирующей болью в глазу, не обращая внимания на куски окровавленной кожи, висящей на его костяшках, еще раз ударил Гая. И еще раз. Он наносил удары, пока Хазлетт наконец не откинулся назад и не рухнул на ступеньки, не делая больше попыток подняться.
Понадобилось мгновение, пока до Гейбриела дошло, что именно сказал Гай. Теперь темное измышление распространилось у него в голове как тень. «Он уже вскрыл ее для вас». Мужчинам свойственно грубо шутить по поводу секса. Братья делятся тайными своими победами, преувеличивая свои подвиги, чтобы другим было завидно. Половина таких разговоров – всего лишь чепуха и напыщенное хвастовство, цель которых преувеличить собственную мужественность.
Но насмешка Гая намекала на жестокость и насилие. И теперь внезапно Гай понял – или ему показалось, что он понял, – почему Элетея не любит произносить имя Джереми. Почему она упрекала Гейбриела за то, что он вернулся слишком поздно.
«Сделайте так, чтобы я забыла, Гейбриел».
Забыть о чем?
Его не было там, чтобы защитить ее. Она была унижена так глубоко, что не могла признаться в этом никому. Он был идиотом, он не помог ей быть откровенной после пережитого унижения. Он все сделал плохо, без размышлений, без чести.
Но еще не поздно. Пусть он и Элетея разбиты на части, но они принадлежат друг другу и всегда принадлежали. Вместе они образуют целое существо.
Теперь он понял, что сегодня своими ревнивыми упреками причинил ей боль вместо того, чтобы уловить то, чего не сказали она и Одри. Гейбриел сглотнул появившуюся в горле горечь. Он предстал перед ней в образе, ничем не лучшем, чем образ того ублюдка, который ранил ее.
– Гейбриел, Гейбриел. – Кто-то сзади схватил его за плечи. – Пойдем в карету. Ты высказал свою точку зрения очень красноречиво. Посмотри на меня, кузен. Сколько пальцев я поднял?
Он развернулся не задерживаясь, чтобы понять, на кого он нападает.
Мускулистое предплечье преградило дорогу удару, который он собирался нанести. Он качнулся назад, обрел равновесие и посмотрел на указательный палец кузена Девона, которым тот водил у него под носом.
– Ты получил сильный удар по голове, Гейбриел. Сколько пальцев я поднял?
С презрительным фырканьем Гейбриел отвел в сторону руку кузена:
– Ты меня не одурачишь. Ты машешь перед моей физиономией вовсе не пальцем. Это твой причиндал, и весьма тощенький. Я бы постыдился показывать его на людях.
Девон рассмеялся:
– Ни к чему прибегать к личным оскорблениям. Пошли.
– Но я еще не закончил.
Девон взглянул на тело в плаще, распростертое в полубессознательном состоянии на ступенях крыльца Одри. Два лакея уже были рядом, готовые унести Гая, чтобы его не было видно прохожим. Такое зрелище может показаться великосветским гостям просто оскорбительным.
Из дома вышел младший дворецкий, бросил одобрительный взгляд на Боскаслов, потом сказал лакею:
– Отнесите эту особу на свалку. Миссис Уотсон не желает, чтобы его впускали в дом или чтобы он пачкал ее вход. Нам нужно поддерживать свою репутацию.
Гейбриел повернулся к трем мужчинам, стоящим полукругом. Он грустно улыбнулся. Никто еще, за исключением Элетеи Кларидж, не вставал на его защиту так решительно. Гейбриел даже подумал, что не заслуживает такой преданности.
Черт, он хорошо постарался, доказывая, какой он негодяй, а теперь должен сделать последний выбор – либо доказать тем, кто любит его, что он хороший человек, либо доказать, что он бездарь, как утверждал его отчим.
Хит положил руку ему на плечо:
– Мы возвращаемся на бал. Ты с нами?
– На бал?
– У Грейсона день рождения, – сказал Дрейк, прислоняясь к дверце кареты. – Ты помнишь – задумано, что члены семьи и близкие друзья соберутся, когда все остальные уйдут?
Гейбриел устало улыбнулся:
– Я ценю приглашение и в любой другой раз счел бы за честь отпраздновать совершеннолетие Грейсона.
– Но? – спросил Девон, усмехаясь так, точно у него не было никаких забот в жизни. – Еще одна карточная игра?
Гейбриел покачал головой:
– Нет. Я должен вернуться домой.
Дрейк отошел от кареты.
– Домой, в пустой лондонский особняк? – насмешливо спросил он.
Гейбриел ничего не ответил. Не было смысла пытаться лгать своим двоюродным братьям, людям, которые раньше распутничали так же, как и он, но теперь изменили образ жизни. Они видели его насквозь, и не стоило притворяться, что ему все равно. Он любит, он собирается начать самую крупную азартную игру в своей жизни.
