Винчестер, графство Гемпшир
Этельстан приближался ко дворцу во главе своего небольшого отряда с чувством удовлетворения после хорошо выполненной работы. Сигнальные посты между Винчестером и побережьем были проинспектированы и приведены в готовность ввиду наступающего лета. Если датчане нападут на южное побережье Гемпшира в следующие шесть месяцев, весть достигнет короля в течение часа с помощью сигнальных костров.
В комнате, которую он делил с Экбертом, Этельстан застал его сидящим на кровати. Их младший брат Эдвард стоял на коленях на полу у ног Экберта. Эдвард склонился над шлемом с лоскутом шерстяной ткани в руке. Рядом стояла плошка с растопленным пчелиным воском. Он натирал наносник шлема с таким усердием, которое, вне всякого сомнения, лишит мальчика сил уже через несколько минут.
— Что у нас тут происходит? — спросил Этельстан, сбросив мокрый плащ и потрепав волосы Эдварда. — Ты наконец пристроил нашего бездельника к полезному делу, да, Экберт?
— Я не бездельник! — возразил Эдвард, прекратив работу и подняв к Этельстану возмущенное лицо. — Пока тебя не было, меня произвели в королевские виночерпии. Отец сказал, что скоро у меня будут собственные доспехи и что я должен научиться уходу за ними. Экберт разрешил мне потренироваться на его шлеме.
Услышав это, Этельстан поднял брови и обменялся улыбкой с Экбертом. Королевские гвардейцы должны были сами начищать свои доспехи — занятие скучное и утомительное, и Экберт постоянно ворчал по этому поводу.
— Что ж, это очень великодушно со стороны Экберта, — сказал Этельстан. — Можешь попрактиковаться и на моих латах тоже, если хочешь.
Он стащил с себя шлем и кольчугу и сложил их на сундук, стоявший в изножье его кровати. Судя по тому, что Эдвард, радостно кивнув, продолжил чистку, эта работа ему еще не успела прискучить.
— Что еще у вас здесь нового? — спросил Этельстан.
— Следующая по важности новость — после назначения этелинга Эдварда на должность королевского виночерпия — была получена прошлой ночью от посыльного. Королева Эмма, похоже, беременна.
Стягивавший грязные сапоги Этельстан на мгновение замер, но глаз не поднял.
— Правда, что ли? — проворчал он.
Эта весть не должна бы его удивить, ведь она — жена короля. Она спит с ним вместе. Она за этим сюда и приехала. Он слишком энергично отбросил сапог на пол.
— Королевская чета со свитой находится в пути сюда даже сейчас, — продолжал Экберт, — так как король собирается раздавать милостыню беднякам Винчестера завтра, в чистый четверг. Эдвард, — распорядился он, — принеси Этельстану что-нибудь поесть. Следующая трапеза еще нескоро, а он, должно быть, голоден.
— Но ведь пост, — воспротивился тот. — Кладовая наверняка закрыта.
— Ты королевский виночерпий, — заметил ему Экберт. — Используй свое новое положение, чтобы добыть брату хотя бы кусок хлеба и немного эля.
Подняв Эдварда на ноги, он подтолкнул его в спину, и парень поспешил прочь из комнаты.
Экберт подождал, пока Эдвард не ушел достаточно далеко, затем сказал:
— Ты ведь осознаешь, что это все меняет, не так ли? Если у королевы родится сын, она захочет, чтобы он унаследовал престол, и она будет давить на короля, пока он не согласится на это. За нас некому замолвить словечко, некому отстаивать наши интересы перед королем.
Этельстан нахмурил лоб. Опасения Экберта казались ему несколько преждевременными.
— С чего ты взял, что король вообще станет слушать Эмму? — спросил он. — Он месяцами просто не обращал на нее внимания.
— Если он и не обращал на нее внимания, Этельстан, то это потому, что она не была беременна. А теперь, когда она понесла, ее влияние непременно усилится. Если Эмма сумеет завоевать для себя и своего ребенка место рядом с королем, то что останется нам?
Этельстан представил себе Эмму, свернувшуюся калачиком на кровати рядом с его отцом, голую и белокожую, с округлившимся животом, в котором рос его ребенок. Помотав головой, чтобы отогнать непрошеное видение, он швырнул на пол второй сапог.
— Хорошо, Экберт, пусть ты прав. Давай допустим, только лишь в качестве предположения, что ребенок родился, и это мальчик. Давай даже представим, что король согласился назвать его своим преемником. И что с того? Наш отец, по всей видимости, не собирается помирать в обозримом будущем, а к тому времени, когда эта прискорбная неизбежность произойдет, может случиться великое множество событий, которые в корне изменят течение наших жизней.
Экберт подался вперед, упершись локтями в колени, и устремил на брата внимательный взгляд.
— А в течение тех лет, что отделяют день сегодняшний от этого неопределенного будущего, — сказал он, — ты, я и остальные наши братья будем сражаться и проливать свою кровь, чтобы защитить нашу страну от датчан. А затем мы должны будем вручить ее сыну Эммы?
— Бог мой, мы даже не знаем, родится у Эммы сын или дочь! — Он в бессильном раздражении вперил в брата гневный взгляд. — Ну, а какое решение проблемы с нерожденным ребенком Эммы предлагаешь ты? — спросил он. — Может, мы его должны утопить сразу после родов? Или, может, нам попытаться утопить королеву, прежде чем она кого-нибудь родит?
Экберт вскинул руки с раскрытыми ладонями.
— У меня нет решения, — сказал он, тоже раздражаясь. — Я только… Черт побери! Он уже старик! Мало ему, что ли, сыновей? Или не хватало потаскух? Зачем ему было лезть под юбку к этой королеве?
Этельстан горько хохотнул.
— А ты бы смог удержаться на его месте? — спросил он.
Он бы точно не смог.
— Некоторые смогли бы! Эдмунд смог бы, если бы был женат на Эмме. Он ее ненавидит.
В его словах была доля правды. Инстинктивная неприязнь к ней у Эдмунда возникла мгновенно и была основана — насколько понял Этельстан — лишь на том, что она жена Этельреда и королева.
— Эдмунд прагматик, — сказал он. — Если жениться на той или иной женщине и уложить ее в постель будет в его интересах, он это сделает, независимо от того, нравится она ему или нет. Даже если бы это была Эмма. То же можно сказать и о тебе.
— Наверное, я не стал бы с ней спать, — проворчал Экберт, — если бы для развлечений у меня была леди Эльгива.
— Правда? И ты по собственному желанию ограничился бы одной женщиной, имея в своем распоряжении двух?
Откинувшись на кровать, Экберт застонал.
— Нет, я не ограничился бы! Признаю твою правоту. Но, Матерь Божья, что же нам делать?
— Ничего, — сказал Этельстан. — Ничего здесь не поделаешь. Выбрось этого ребенка из головы, Экберт. Когда он родится, подрастет и научится держать в руках меч, тогда давай вернемся к этому разговору.
