Ознакомительная версия.
– Я раскрылся ему, – в голосе де Лароша проскользнул слабый намек на обиду. – Все рассказал. Предложил уйти, пока холера и нас не забрала и пока маршал не умер. Он уже тогда болел, но сопротивлялся этому. Однако Жан пришел в ужас. Сказал, что я ненормальный, что он любит Инесс и никогда не сможет даже подумать о том… – Де Ларош запнулся. – Неважно. Он много наговорил. Я был терпелив, убеждал его, объяснял, что уехать сейчас – это единственный выход. Но нет – он ушел рассерженный. Я долго бродил по округе и думал, думал… Поздно ночью я решил еще раз попытать счастья. Пришел к его дому, заглянул в окно и увидел Жана с Пьером. Они пили, смеялись и вроде не ссорились совсем. Я разозлился и принялся ждать. Потом Задира ушел, и я постучался. Жан открыл мне и удивился. «Почему на тебе кровь?» – сказал я, а он грубо ответил, что это неважно, и спросил, зачем я пришел. «Ты должен выслушать меня, – произнес я, – позволь войти». И он неохотно впустил меня. В тот момент я не думал убивать Жана. Мы сели и начали говорить, и он вроде бы успокоился, я снова сказал ему, как люблю. Я повторил опять, что женщины не умеют любить. Только мужчины. Пусть подумает о своей Инесс. А он все мрачнел и мрачнел. И когда я попросил его уехать со мной, Жан стукнул кулаком по столу – он любил так делать – и рявкнул, что все уже решил. Утром он пойдет к полковнику де Дюкетту, с которым дружен, и спросит совета, как ему поступить, – ведь друг хочет дезертировать и склоняет его к этому. Или к маршалу отправится, ведь тот не знает, как его собираются предать. Жан сказал, уставившись мне в глаза, что я грязный извращенец, а не друг, и если я не уберусь сейчас же с его глаз, то он меня пристрелит. И стал оглядываться, бормоча что-то под нос и ища пистолет, а тот лежал на его мундире, брошенном в углу. Я взял оружие и спросил: «Ты это ищешь?» Он сказал: «Дай сюда», – а я вытянул руку и прицелился ему в лоб. Тут он побледнел, и я понял, что пистолет заряжен. «Скажи, Жан, – произнес я, – может, ты все-таки смог бы полюбить меня?» «Ты предатель, – ответил он, – всем сердцем тебя ненавижу». Тогда я выстрелил и лишь в следующий миг понял, что наделал.
Де Ларош облизнул пересохшие губы.
– Он упал. Я подумал, что выстрел кто-то слышал и надо быстро уходить. Я был словно пустой внутри. Ничего не стал делать, только вложил пистолет в руку Жана, в еще теплую руку… Наутро сказали, что он застрелился, был пьян. И я понял: меня никто не подозревает, а если бы вдруг что, то ведь с ним пил Задира Пьер.
– Почему вы остались в полку?
– Это было… вроде инерции. Я не понимал, куда мне ехать без Жана и зачем. Я… жалел, что убил его, но иногда не жалел вовсе. Мертвым он оставался со мной. Если бы он оказался жив, мне было бы все равно, что семья подумает, однако теперь… Я ждал первого большого сражения, чтобы исчезнуть во время него; никто не узнает, куда я делся, я стану свободен. Решат, что меня убили. Все почетно. А вы… зачем-то догнали меня.
– Вы пойдете со мною в лагерь, – буднично сказал виконт. – Не рассчитывайте, что вам удастся убежать. Если вздумаете выкинуть фокус, я прострелю вам ногу, затем свяжу вас и перекину через седло. Вы читали обо мне и знаете хотя бы приблизительно, на что я способен. В газетах далеко не все пишут, Максим. Я способен на гораздо большее.
– Он не убийца по сути своей, – продолжал Сезар, глядя куда-то в ухо маршалу Сент-Арно – когда виконт смотрел в его холодные глаза, это сбивало с мысли. – Капитан де Эмон довел Максима до состояния, в котором не контролируешь то, что делаешь.
– Вы его оправдываете?
– Никоим образом. Его можно было бы оправдать, если б он пошел и сознался сразу. Но де Ларош предпочел остаться в тени.
– Дальше.
– Дальше просто, господин маршал. Полковник написал мне, и я приехал. Де Ларош забеспокоился; он рассказал мне кое-что, дабы сбить со следа, но так как делал это впервые, то немного прокололся. Максим уже знал, что я адъютант полковника, когда вы его позвали знакомиться, – откуда? Он подслушивал разговор между вами и полковником, когда вы решали, что меня нужно попросить об услуге – расследовать гибель де Эмона. Потом вечером, намереваясь выведать, что я затеваю, Максим пришел в «Первый бастион», куда его пригласил мой друг, журналист. Но на пороге столкнулся с Задирой Пьером, который уже набрался и полез на рожон – сгреб де Лароша за грудки и произнес: «Не стой у меня на пути, грязный извращенец! Капитан мне все сказал!» Максим забеспокоился – а что если де Эмон рассказал еще и о дезертирстве? Де Ларош попросил преданного ему солдата сделать вид, будто вы, господин маршал, за ним прислали, и тем самым обеспечил себе алиби; он ушел, потом вернулся и приготовился ждать. Максим хотел припугнуть де Бриссона, но получилось так, что я оказался с лейтенантом на улице вместе. У де Лароша было всего два заряженных пистолета, а ведь ему предстоял еще обыск в моей квартире – он желал знать, что я нашел, и его не оставляла мысль о записке, хотя Максим до конца не верил, что она есть. Выстрелив дважды и убедившись, что я пока занят, он поспешил ко мне на квартиру, (расположение комнат ваш адъютант выяснил заранее, когда приезжал с поручением), сломал дверь во флигеле, проник внутрь и наткнулся на Флорана. Пришлось убивать. Ножом де Ларош пользуется не слишком умело, потому мой камердинер умер не сразу. Максим быстро обыскал комнату, но ничего не нашел, написал слово «Предупреждение» на стене и удалился. Тогда он вновь успокоился, у меня имелось занятие на остаток ночи. А сам возвратился к кабаку, дождался, пока пьяный лейтенант де Бриссон выйдет оттуда, и под дулом пистолета оттащил его в пустующий дом, где запер в подвале и принялся допрашивать. Только Задира Пьер был ну очень пьян, а потому де Ларошу пришлось ждать до утра. Утром похмельный лейтенант только и мог что ругаться. Максиму пора было в штаб, и он ушел, оставив де Бриссона связанным в запертом подвале.
– Почему он его не убил?
– Я уже говорил. Ему не нравится убивать. Максим застрелил де Эмона, так как тот оскорбил его смертельно и отверг любовь; зарезал Флорана, потому что мой камердинер его увидел. Де Ларош подтвердил это: он собирался лишь оглушить слугу. А тут я, грешным делом решив, будто во всем виноват де Бриссон и его неведомый сообщник, составил прекрасную версию, которая вашего адъютанта полностью устраивала. И если бы не записка и не кое-какие брошенные им фразы, я мог бы не догадаться.
– Вы удивили меня, – проговорил маршал, и все надолго замолчали.
За стенами штабной палатки ликовал лагерь, праздновавший победу при Альме. Стояла уже глубокая ночь, однако веселье не прекращалось. Еще бы, потери союзников были не слишком велики, а русские отступили практически без боя. Больше всего досталось англичанам, которые потеряли кучу народу, пытаясь взять сложную высоту, но они и веселиться толком не умеют, красномундирники. То ли дело французы! Непристойные победные песенки долетали даже до палатки маршала.
Ознакомительная версия.
