Кеннет уже хотел спросить, знал ли о том сам Перси, но тут Фелтон подошел к нему вплотную и тихо проговорил:
– Я знаю, зачем вам это нужно, но это вам не поможет. Завоевав мальчика, вы не завоюете его мать.
Упоминания о леди Марии было достаточно, чтобы Кеннет взорвался.
– Значит, жизнь мальчика вас не интересует? – проговорил он в ярости.
– Как вы смеете?! – закричал Фелтон. – Вы что же, полагаете, что я имел какое-либо отношение к случившемуся?! Юного графа охраняли, и никто не мог предвидеть того, что произошло.
– Тогда почему же он чуть не погиб, а я стою здесь с перевязанной рукой?
Кеннет попытался поднять руку, но она жутко болела.
– Я предупреждал вас, – продолжил он, – что это слишком опасно для парня. В следующий раз сначала думайте, когда захотите произвести впечатление на леди.
– Не будь вы ранены, то заплатили бы сейчас за свое высокомерие, – проворчал Фелтон. – Да и не следовало бы мне вести разговоры с предателем-горцем. Победы в ваших варварских играх у нас здесь ничего не значат.
Этому самодовольному ублюдку все же удалось задеть Кеннета за живое. Гнев переполнял его, и он, не сдержавшись, заявил:
– Но эти варвары слишком уж легко посадили вас в лужу.
В глазах Фелтона вспыхнула ненависть, и он прокричал:
– Вы заплатите за это, изменник!
Возможно, дело дошло бы до драки, тут Кеннет осмотрелся – и увидел то, что разом остудило кровь в его жилах. Ему потребовалась вся его выдержка, чтобы отвести взгляд от группы женщин, входивших в ворота замка. Коротко кивнув Фелтону, Кеннет пошел следом за женщинами.
Конечно, в том, что женщины из деревни приходили сюда, чтобы понаблюдать за солдатами, ничего необычного не было. И вполне обычным считалось то, что солдаты уединялись с ними вечером. Так было в каждом гарнизоне, и этот замок не являлся исключением.
К тому времени как Кеннет добрался к противоположному концу двора, женщины уже смешались с толпой солдат, только закончивших занятия. И тут он увидел рыжеволосую красавицу. Длинные темно-рыжие волосы волнами спадали ей на спину, а грубый домотканый киртл[10] скорее открывал ее большие груди, чем скрывал их. И казалось, что в отношении ее планов на эту ночь сомнений не было. Она уже завела разговор с одним из офицеров. Кеннет решил, что это – относительно безопасный выбор, но все равно ужасно разозлился.
Когда Елена наконец увидела его, ее глаза расширились, а губы растянулись в притворной улыбке – весьма чувственной, как у любой распутницы.
– О, милорд… – проговорила она с хрипотцой в голосе.
– Где ты была? – спросил Кеннет. – Я так долго не видел тебя, что уже думал, ты забыла обо мне.
Тут офицер повернулся к нему и пробормотал:
– Сэр Кеннет, я не знал, что леди Елена ваша.
– Она не моя, – ответил Кеннет, пристально глядя в мерцающие глаза своей сестры.
Пусть теперь за ней следит Маккей! О Господи, чем думал этот ублюдок?!
Быстро взяв себя в руки, Кеннет проговорил:
– Мы встречались последний раз в Берике. – Он галантно поцеловал руку сестры. – И теперь я хотел бы возобновить наше знакомство.
Сообразив, что его дама занята, офицер с достоинством отступил, а Кеннет, взяв сестру под руку, «возобновил» знакомство. Конечно, если бы не Маккей, он не пощадил бы свою сестру, которая вела себя как падшая женщина. «Какая жалость, – думал он, – что никто из шотландцев сейчас не видит ее в столь непотребном виде». Как брат, он должен был задать ей хорошую трепку.
Елена провела пальцами по руке Кеннета.
– Ты ранен? – спросила она, поблескивая глазами. – Может быть, я смогу сделать для тебя что-нибудь?
Кеннету не так-то легко было изображать флирт с собственной сестрой, но он изо всех сил сдерживал себя.
– Почему бы нам не пойти в укромное место, где ты сможешь изучить мою рану? – проговорил он, обнимая ее за талию и осматриваясь; следовало проявлять осторожность, поскольку Перси пристально смотрел на них. – Передайте Перси, что к ужину я буду! – крикнул Кеннет солдатам. – А леди пока займется моими ранами.
– Да, к ужину он определенно будет чувствовать себя лучше, – подтвердила Елена, подмигивая брату.
В следующее мгновение Кеннет завел Елену в ближайший амбар.
– Отдохните несколько минут, – сказал он работникам. – Мы недолго…
Парни засмеялись и вышли.
Как только дверь за ними закрылась, Кеннет в ярости повернулся к сестре:
– Что ты тут делаешь?! И почему ты одна?
– Она не одна, – проговорил Маккей, спрыгивая со стропил. Он был одет как простолюдин, и от него разило рыбой. – И потише, Сазерленд, – предупредил он, – если только ты не хочешь, чтобы сюда сбежалась половина английской армии.
Маккей пристально посмотрел на жену и проворчал:
– Подтяни это чертово платье!
Но Елена подчиняться не торопилась. Подбоченившись, она взглянула на мужчин и сказала:
– Успокойтесь же… Вы оба…
И тотчас Кеннет и Маккей разразились проклятиями по поводу ее появления в замке англичан в таком виде.
Елена не возражала им. Через несколько минут она проговорила:
– Если вы наконец закончили, давайте поговорим о том, ради чего мы сюда приехали.
Кеннет в очередной раз рявкнул:
– Елена, какого черта?!
А Маккей с неожиданным спокойствием произнес:
– Она настояла на том, чтобы заняться твоей рукой.
– И ты позволил ей?!
Маккей с усмешкой пожал плечами:
– Хотел бы я видеть, как ты остановил бы ее. Она заявила, что если ты ввязался в эту игру, то теперь помочь тебе – ее обязанность.
Слово «обязанность» Маккей произнес как ругательство – должно быть, считал всю затею сумасшествием.
– То, что ты ранен, – моя ошибка, – добавил Магнус. – И если бы ты потерял руку, Елена обвинила бы в этом меня.
Кеннет пристально посмотрел на сестру:
– Ты слишком уж самостоятельная…
– Но ведь это не вредит мне, – с усмешкой ответила Елена. – А теперь давай я займусь твоей рукой.
Маккей передал ей кожаную сумку, и она помогла Кеннету снять сюрко, затем принялась осторожно развязывать льняную ткань, какой лекари имели обыкновение перевязывать раны. Внезапно Елена издала тихое восклицание – открылась уродливая кровавая масса с обожженной кожей[11]. Но она тут же принялась обрабатывать рану.
Маккей пытался отвлечь Кеннета, расспрашивая его о произошедшем. Кеннет быстро все рассказал и в ответ услышал тихое проклятие – Маккей понял, кого он недавно едва не убил.
