Викинг снова вздохнул и провел ладонью по волосам, рассыпавшимся, подобно нежнейшему шелку, по груди Фионы, затем поцеловал ее, чтобы, как печатью, скрепить этим поцелуем испытанную им сладость. Она была очарованием, загадкой, нескончаемым открытием, и его душа, иссушенная одиночеством, жадно впитывала все эти чувства. Даже если бы он, проснувшись на следующее утро, узнал, что отпущенный ему срок жизни подходит к концу, это известие ничуть не взволновало бы его; в данный момент это казалось ему честной сделкой – возможность его пребывания на этом свете против мгновений только что испытанного восторга.
Даг снова провел рукой по волосам Фионы, мечтая о том, чтобы она подняла голову и он смог увидеть тонкие черты ее лица. Он жаждал взглянуть в завораживающую светло-зеленую глубину ее глаз и найти там отражение того же восторга, который испытал сам.
Девушка шевельнулась, и Даг, осторожно поддерживая ее за талию, помог ей сесть к нему на колени. Его пальцы скользили по ее рукам, груди, животу – он снова и снова хотел уверить себя, что они всецело принадлежат друг другу. Ему надо было так много сказать ей! Не пора ли им вернуться к изучению языков, пока они оба не состарились за совсем другим занятием?
Сняв Фиону с колен и усадив рядом с собой, Даг прикоснулся пальцами к ее губам, повторив ирландское слово, которое чуть раньше услышал от нее. Потом он поцеловал ее и произнес слово «поцелуй». Она повторила его, затем произнесла это же слово по-ирландски.
Он начал показывать пальцем на стоявшие в помещении предметы – ведро, лавку, воду, огонь, – называя их. Затем, когда они оба уже устали от этого занятия и стали путать слова, он оставил ее в покое и принялся наполнять водой большую деревянную ванну. Вытащив из огня раскалившиеся камни, Даг опустил их в воду и стал ждать, когда вода нагреется. После того как ванна была готова, он вытащил камни и помог Фионе залезть в нее. Он мыл ее заботливо и аккуратно, а после того, как она вышла из ванны и стала вытираться, забрался туда сам.
Вымывшись и сливая воду на голову и плечи, чтобы смыть мыло, Даг увидел, что Фиона оценивающе оглядывает его тело. Рассмеявшись, он посоветовал ей не быть столь ненасытной, поскольку чуть позднее у них снова будет время для занятий любовью. Хотя девушка, разумеется, еще не могла понять такие слова, она, очевидно, все же уловила их значение, поскольку покраснела и отвела взгляд.
Даг снова рассмеялся. До чего же горячей любовницей она была! Усталая, с не утихшей еще болью, она, похоже, не могла дождаться, когда же он снова возьмет ее.
После того как они вытерлись и оделись, он открыл дверь и помог Фионе спуститься по ступенькам. Возвращаясь вместе с ней в дом, Даг всю дорогу думал о том восторге, который только что пережил. Никогда еще слияние с женщиной не доставляло ему подобного наслаждения. Одна часть его души устремлялась ввысь, другая трепетала от страха. Жизнь научила его, что счастье и довольство – чрезвычайно хрупкие вещи; чересчур верить в них было слишком опасно.
В полутемной пекарне стояла удушающая жара. При каждом вдохе Фиона втягивала в легкие влажный дрожжевой запах; в ушах постоянно раздавались монотонные шлепки теста, которое раскатывали рядом с ней другие женщины. С момента своего пробуждения нынешним утром у нее болела голова, и она подозревала, что эта боль не в последнюю очередь была вызвана недосыпанием, так как большую часть ночи они с Дагом провели, занимаясь любовью. Но несмотря на пережитую телесную радость, в сердце ее гнездились сомнения.
Фиона отложила в сторону тесто, которое должна была раскатывать. Она ничего не могла поделать с этими сомнениями. В самом деле Даг испытывает к ней столь сильную привязанность или его страсть пройдет, как только он насытится ее телом? Несмотря на царившую вокруг жару, она почувствовала, как по спине ее пробежал холодок. Не сглупила ли она, когда поверила очаровательному соблазнителю, позволив ему подчинить свою волю этим таинственным ласкам?
Резкие слова, обращенные к ней, отвлекли Фиону от этих дум. Она повернулась, стараясь погасить чувство обиды, которое нетрудно было прочесть у нее на лице. Старуха Имир, распоряжавшаяся в пекарне, указывала пальцем на отложенное ею тесто, требуя заняться делом. Фиона стиснула зубы и снова принялась за работу. До исступления ее доводила не столько монотонность труда, сколько необходимость все время находиться в помещении: она скучала по шуму и запаху дождя, по шелесту лесов на холмах Ирландии. Может быть, в пейзажах Норвегии тоже была своя красота, но, проводя все время за работой в темном и душном помещении, она просто не могла открыть ее для себя. Возможно, ей следует попросить Дага послать ее работать в поле: куда интереснее доить коров или выращивать овощи, чем задыхаться в четырех стенах.
Монотонные шлепки теста вокруг внезапно смолкли – женщины прекратили работу. Оглянувшись, Фиона тут же поняла, в чем дело, – Имир вышла из пекарни. Безоглядное желание, подобно порыву бури, захлестнуло ее – поскорее обрести свободу, чтобы хоть на мгновение снова ощутить себя прежней, юной и беззаботной. В конце концов, что может случиться, если она выйдет наружу всего на несколько минут?
Отложив в сторону кусок теста, она вышла во двор, и сразу ей в лицо ударил запах навоза и гниющих в тепле помоев. Девушка поморщилась и сделала еще несколько шагов, чтобы успеть вдохнуть хоть немного свежего воздуха.
Она миновала хлев и подошла к изгороди поселка. С каждым шагом в ее душе росло беспокойство – ведь ей грозило нешуточное наказание, если, не дай Бог, кто-нибудь ее увидит. Страстное желание хоть на несколько секунд ощутить вкус свободы постепенно превратилось в отчаянный порыв убежать отсюда навсегда. Выйдя со двора, Фиона устремилась под зеленый полог леса. Оказавшись под кронами деревьев, она не остановилась и продолжала идти быстрым шагом.
Лесная тропинка привела ее к берегу. Решив немного побыть здесь, она стала смотреть на набегающие серые волны. Их плеск так хорошо успокаивал; от чего-то именно в этот момент в душе ее появилась надежда на то, что она не останется здесь до скончания своих дней.
Фиона зашагала по каменистому берегу, время от времени поглядывая на судно, покоившееся на берегу неподалеку от воды. Это был драккар, который Сигурд назвал «Дева бури», – изысканно-грациозный, прочный и надежный. На таких кораблях викинги отважно бросали вызов морской стихии; они рисковали своими жизнями, проделывая сотни миль на этих маленьких, на первый взгляд кажущихся весьма хрупкими скорлупках. Фиона всегда удивлялась, как это люди могут создавать такие вещи и какой смелостью надо обладать, чтобы доверять им свою жизнь.
