Когда Фьора в середине дня вернулась к печальной действительности, она чувствовала себя ужасно: ее била дрожь, горло болело, и она так громко чихала, что привлекла внимание женщины, которую она видела накануне. Вдобавок у нее разыгралась мигрень.
Прохладная рука легла ей на лоб, и женщина сказала недовольным тоном:
— Этого-то я и боялась! Ты простыла, несмотря на мои заботы, и у тебя температура. Родриго будет недоволен!
— Как он себя чувствует? — спросила Фьора и снова чихнула.
— Он чувствует себя, как всегда, отлично: несколько капель воды не могут повлиять на его отменное здоровье. У него сила как у быка на нашем гербе! — добавила женщина с внезапной экзальтацией, весьма удивившей Фьору.
Впрочем, и сама эта женщина была удивительным созданием и заинтересовала Фьору, несмотря на ее несколько замутненное сознание. Она была высокой и, возможно, такой же сильной, как и Борджиа, но только костлявая, с длинным лицом оливкового оттенка. Строгое платье испанской дуэньи, унылость которого немного скрадывала тонкая белая оборка вокруг высокого ворота, застегнутого красивой золотой брошью с жемчужинами, совсем не украшала ее. Черная вуаль прикрывала ее волосы, уложенные в прическу в виде башни. На кожаном поясе была подвешена связка ключей.
— Я хотела бы поблагодарить монсеньора, — сказала Фьора. — Вы думаете, я смогу сделать это сегодня?
— Он сказал мне, что придет повидаться с тобой сегодня вечером, — ответила женщина недовольным тоном. — Он даже приказал накрыть стол для ужина в этой комнате, и будет очень огорчен, увидев тебя в таком состоянии.
— После ночи, которую я провела, в этом нет ничего удивительного. И потом, я не так уж больна. У меня просто сильный насморк, и я надеюсь, что через пару дней он пройдет.
— Ты его не знаешь. Он не терпит болезней и больных.
И посмотри на себя! — добавила женщина, протянув ей зеркало с ручкой. — У тебя покрасневший нос, воспаленные веки…
Такой тебе нельзя показываться ему на глаза.
— Ну так и не покажусь! — проворчала Фьора, которую эта женщина начинала раздражать. Кроме того, Фьоре не нравилось, что та говорила ей «ты». — Скажите монсеньору, как обстоят дела, когда он вернется, и пусть он решит, стоит ли нам видеться.
— Там посмотрим! А пока надо сделать все возможное, чтобы вылечить тебя.
Она принялась за лечение со знанием дела: сначала дала Фьоре настой с медом и заставила ее проглотить кучу пилюль, сделать две ингаляции, после которых несчастная вся покраснела. Потом женщина собралась поставить ей клистир, от которого Фьора отказалась, собрав все свое мужество. Она не знала, прошла ли ее лихорадка, но почувствовала себя совершенно одуревшей, вдобавок у нее заболело сердце.
— Оставьте меня в покое! — крикнула она ей. — Вы убьете меня вашими лекарствами, потому что я никогда их не принимаю, да будет вам это известно!
— Когда человек болен, он лечится! — гаркнула женщина в ответ. — Тебе надо еще проглотить этот сироп, который смягчит горло и…
— Я ничего больше не проглочу! Единственно, в чем я нуждаюсь, так это в том, чтобы меня оставили в покое и дали выспаться!
Схватив подушки и одеяла, Фьора собиралась скрыться под ними, но приход кардинала положил конец этой сцене. Фьора не сразу узнала его. На Борджиа были элегантный короткий камзол из черного бархата с золотым шитьем, обтягивающие штаны, которые подчеркивали красоту его стройных и сильных ног.
Увидев двух женщин, стоявших друг против друга, словно разгневанные курицы: одна красная, растрепанная, схватившаяся за простыни, другая, державшая флакон и ложку, он расхохотался.
— Вы не можете кричать потише? — спросил он, еле отдышавшись. — Вас слышно аж в самом конце галереи. Мне хотелось, чтобы присутствие донны Фьоры в моем доме было неизвестно большинству моих слуг хотя бы дня два.
Потрясая по-прежнему флаконом и ложкой, дуэнья набросилась на него:
— Эта девица больна, Родриго. Неужели ты сможешь с ней ужинать? Посмотри на нее! Я сделала все, что могла, чтобы вылечить ее, но она мешает мне.
— Я хочу, чтобы эта женщина прекратила отравлять меня своими лекарствами. Но она заладила, что вы будете разгневаны, узнав, что…
— Что вы простудились этой ночью? Я совсем не удивлен и… нисколько не разгневан.
— Но ты сказал, что будешь ужинать с ней, — сказала дуэнья, готовая расплакаться.
— Я не вижу, в чем трудность, Хуана? Стол поставят у постели, и ты прикажешь подать легкую пищу. А теперь обе успокойтесь! Недоразумение произошло оттого, что этой ночью я не представил вас друг другу. Мне необходимо было отдохнуть, и я думал сделать это после того, как вы проснетесь, мой дорогой друг.
Он тут же объяснил Фьоре, что «донна Хуана де Янсоль» была дальней кузиной, чья семья имела небольшие неприятности и которую он привез из Валенсии, когда пять лет тому назад папа направил его послом в родную страну. Она следила за хозяйством и за служанками в доме и располагала полным его доверием, а также частью его любви.
Хуане, которая слушала его со слезами нежности, он объяснил, что его гостья не была «этой девицей», а «благородной дамой, прибывшей из Франции», которая имела несчастье не понравиться его святейшеству и которой надо было предоставить гостеприимство.
Эта речь, внешне естественная, пробудила, однако, недоверие Фьоры. Почему Борджиа подождал момента, когда она окажется у него в доме, чтобы предупредить Хуану? Тем более что прошлой ночью она явно ждала их, не задавая ни единого вопроса, ничуть не удивившись при виде пришедшей женщины в платье послушницы.
Вспомнив слова Антонии Колонна о «самом большом бабнике», Фьора задалась вопросом: не было ли в привычках Борджиа время от времени приводить девок с улицы и — почему бы и нет — развращать какую-нибудь пансионерку из монастыря?
Ее подозрения подтвердились, когда она услышала, как Хуана проворчала:
— Надо было предупредить меня, что она не такая…
Борджиа властным жестом прервал ее на слове, и она под его гневно сверкающим взглядом вся съежилась. Фьора подумала, что пришла пора вмешаться, если она не хочет нажить в лице этой женщины смертельного врага.
— Донна Хуана так заботилась обо мне, монсеньор, и я боюсь, что плохо отблагодарила ее за это, но признаюсь, что от одной только мысли об ужине меня мутит. Один лишь запах еды вызывает у меня…
— Вам невыносима мысль об ужине? — спросил Борджиа добродушно. — Ну что же, моя дорогая, лечитесь, а я пойду ужинать к одной хорошей знакомой. Но, может, мы поболтаем немного?
— Конечно, — ответила Фьора, довольная тем, что все так просто разрешилось. — Я буду рада узнать новости.
