— Незачем, — согласился он, продолжая шагать рядом.
— Я прекрасно прогуляюсь одна, — сделала она еще один намек на то, что он должен уйти.
— Считай, что меня нет.
Эмма остановилась и медленно проговорила голосом ледяной королевы:
— Я хочу остаться одна.
Одна бровь Теодора дрогнула. Несколько мгновений он глядел ей в глаза. Выхода было два: либо поклониться и уйти, либо вступить в открытое противостояние. Очевидно, если он хотел, чтобы Эмма с ним считалась, разумнее было принять бой.
— А я не хочу, чтобы ты осталась одна.
Эмма онемела от изумления.
— Почему? — только и смогла сказать она.
Теодор закатил глаза.
— Ты беременна, тебе в любую минуту может стать плохо — голова закружится или что-то еще — я не могу оставить тебя одну.
— Мне не нужна твоя забота, — вспыхнула она, развернулась, готовая побежать, но Теодор поймал ее за руку.
— Я полагаю, беременная женщина не должна носиться по дорожкам парка сломя голову.
Приходилось признать, что он прав. Но как хотелось вспылить, прогнать его, убежать от него, никогда не видеть его! Эмма совладала с собой, резко повернулась, собираясь продолжить эту неприятную прогулку. В то же мгновение у нее потемнело в глазах, и она качнулась к Теодору, уцепилась за его жилет. Он подержал ее несколько секунд, пока головокружение не прошло. Наконец Эмма выпрямилась.
— Спасибо, — процедила она, медленно отворачиваясь от него.
Через несколько минут неторопливой молчаливой прогулки она добавила:
— Впрочем, тебе следует признать, что если бы мы с тобой не спорили, этого не случилось бы, — она с вызовом взглянула ему в глаза.
— Не случилось бы, — согласился он. Эмма нахмурилась: как можно спорить с человеком, который во всем с тобой соглашается!
Вскоре Эмма прекратила свои попытки выпроводить Теодора из Дербери, потому что он их просто игнорировал. Между ними установилось некое подобие мира, если не считать мелких стычек. Теодор неизменно сопровождал ее на прогулках, в поездках к арендаторам, к соседям, в общем, был так внимателен и предупредителен, словно она носила его ребенка!
Но ведь это так и есть… Иногда Эмма забывала, что ее ребенок действительно от Теодора.
Каждое утро помогал ей преодолеть утреннюю болезнь. Еще несколько раз ей было так же плохо, как в то памятное утро, и каждый раз Теодор был рядом. Его присутствие приносило ей облегчение. Ей нравилось, что он рядом, хотя ему она ни за что бы в этом не призналась. Она гнала его, ругала последними словами, но он был глух и нечувствителен к ее нападкам.
Эмма нервно ходила по своей комнате. Было поздно, она уже давно отпустила Кэтрин и до боли в глазах хотела спать, но… боялась, что непременно наступит утро и ей снова будет плохо, и больно, и тошно — как сегодня. Она остановилась у окна и уставилась в темноту. Ее до костей пробирал озноб. «Надо лечь, — говорила она себе. — Твое беспокойство вредит ребенку…» Но потом вдруг вспоминала, как ее выворачивало наизнанку этим утром, и желание лечь в постель тут же пропадало. Закутавшись поплотнее в шаль, она снова принялась мерить шагами комнату.
Дверь, ведущая в спальню мужа, отворилась. Эмма вздрогнула, остановилась и уставилась на Теодора. Впрочем, было темно, она не могла разглядеть выражение его лица.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он. Она расслышала в его голосе беспокойство. Надо же, беспокоится о чужом ребенке! Эмма почему-то разозлилась.
— Не твое дело! Выйди из моей комнаты?
«Если бы ты не хотела, чтобы я в нее входил, ты бы заперлась,» — подумал Теодор, но вслух говорить этого не стал, иначе Эмма из гордости наверняка бы заперлась в следующий раз. Он только усмехнулся, приблизился к ней, обнял за талию и повел к кровати.
— Я твой муж, хоть ты и предпочла бы забыть об этом.
Он усадил ее на кровать, потом надавил на плечи, заставляя лечь. Эмма не перечила и подчинялась его действиям.
— Зачем ты пришел ко мне так поздно? — вдруг забеспокоилась она, когда голова ее коснулась подушки. Сама она знала только одну причину для столь позднего визита мужа.
Теодор накрыл ее одеялом.
— Я слышал, как ты ходишь по комнате. С тобой все в порядке? — он коснулся рукой ее лба, проверяя температуру. Лоб был холодным.
Эмма нарочито небрежно пожала плечами:
— Бессонница.
— Я принесу тебе чай. Постарайся заснуть.
Теодор вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Постель вдруг показалась Эмме ужасно холодной. Она задрожала. «Господи, сколько можно мерзнуть!» — взмолилась она. И чай, который обещал Теодор, тоже будет холодным, ведь все слуги спят. Странно, лето — а она так мерзнет.
Вошел Теодор с небольшим подносом в руках. Он сел на край кровати, налил ей чаю.
— Держи. Чай не очень горячий.
— Не нужно, — попробовала отказаться она. Он усмехнулся, поставил чашку на столик, приподнял Эмму на подушках и вручил ей чашку.
— Пей.
Чашка приятно грела руки. Эмма задалась вопросом, где он взял относительно горячий чай в это время суток, но спрашивать Теодора не стала, ведь это означало бы, что она готова разговаривать с ним. Она тихонько выпила чай, ощущая внутри приятное тепло. Кроме того, там, где на одеяле сидел Теодор, тоже становилось тепло. Правда, ноги и руки все равно мерзли.
Забирая у Эммы пустую чашку, Теодор случайно коснулся ее руки.
— Ты, похоже, замерзла, — отметил он.
— Нет, — автоматически ответила она.
Теодор скептически скривился и, как всегда, не поверил ей. Поколебавшись мгновение, он скинул халат, оставшись в чем мать родила, и залез к ней под одеяло.
— Что ты делаешь? — испугалась Эмма и попыталась отодвинуться.
— Пытаюсь спокойно поспать, — объяснил Теодор.
— Иди к себе, — она все еще пыталась бороться с ним, отодвигая его руки от себя.
— Зная, что ты мерзнешь здесь, я просто не смогу уснуть со спокойной совестью. Иди ко мне.
Он аккуратно справился с ее слабыми попытками его отодвинуть и притянул ее в свои объятия. Первое, что отметила Эмма, Теодор был теплым — притягательно теплым. Даже горячим. Она вздохнула — а через какую-то секунду уже спала.
Когда Эмма проснулась, Теодора уже не было. Тут же подступила тошнота, и она свесилась с кровати. Там всегда наготове стоял тазик. Незаметно для Эммы в спальню вошли Кэтрин и барон. Горничная забрала таз, а муж сел на кровать, вытер лицо Эммы и вручил ей чай. Разговаривать не было нужды, оба привыкли так встречать утро. К радости Эммы этим утром ей больше не было плохо.
А вечером… Теодор снова лег с ней спать.
— Выйди из моей комнаты, — приказала она. Теодор в ответ только слегка улыбнулся и залез под одеяло.
