– Да. Удивляюсь этому так же, как и ты.
– Но что они могли там делать?
Джеймс слегка улыбнулся.
– Не забывай, они говорят, что пришли порознь.
Каллиопа засмеялась. Хорошая отговорка, хоть и нелепая. Она села на ручку кресла и поджала замерзшие пальцы ног.
– А Тернберри? Ты что-нибудь понял... по виду трупа?
– Он умер недавно. Лицо не распухло.
Каллиопа поежилась.
– Какое отношение он имеет ко всему этому... и к моему отцу?
– Тернберри был участником последнего задания Солсбери, больше ничего. Он не входил в наш узкий круг и всегда держался несколько в стороне. Мы удивились, когда Хоулт сделал его своим секретарем.
– А с кем он был близок?
– Ни с кем из нашего списка. Возможно, Рот пересекался с ним чаще, чем кто-либо, не считая Хоулта. Но Хоулт ни с кем не сближается – положение не позволяет.
– Ему, должно быть, одиноко.
– Может, потому он и выбрал Тернберри.
– Тернберри пришел на озеро, чтобы с кем-то встретиться, так?
– Все указывает на то, что он пришел на встречу с человеком, который его убил. Он не был захвачен врасплох, нет следов борьбы, убит ударом спереди. Тернберри никому не заявлял, что намерен встретиться с Петтигрю или с кем-то еще в этом доме.
Каллиопу больше занимала информация о Солсбери.
– Как случилось, что ты познакомился с моим отцом?
– Он взял под крыло меня и Стивена, когда мы окончили Оксфорд.
– И дальше? Я имею в виду, как вам с ним работалось?
– О, он был очень интеллигентным человеком и очень образованным, к тому же не признавал полумер. Ты во многом на него похожа. Он быстро завоевал наше уважение и преданность.
– Вот почему ты так разозлился вчера, когда мы говорили о нем?
Джеймс кивнул. Его глаза смягчились.
– Мы разберемся с этой путаницей, когда найдем Стивена. – Казалось, он обдумал свои слова и подчеркнул слово «когда».
Старое недоброе чувство к отцу всколыхнулось в душе, но оно было уже не так сильно, как раньше.
– Ладно. Согласна.
Его напряженные плечи слегка расслабились.
– Надо поговорить со слугами Тернберри, – сказала Каллиопа.
Часы пробили пять.
– Вернемся к этому утром.
– Уже утро. Светает.
Джеймс поморщился:
– Знаю. День предстоит долгий.
– Мы останемся здесь?
– Нет. Я думаю, нам нужно вернуться в Лондон, здесь мы больше ничего не найдем.
Каллиопа кивнула и прошлепала к кровати, завернулась в остывшее одеяло. Джеймс глубоко вдохнул, медленно выдохнул, поставил на стол нетронутый стакан бренди, взял с кушетки одеяло и развернул его.
Каллиопа прикусила губу.
– Джеймс, почему бы тебе не лечь на кровать?
Он замер.
– Просто спать, – быстро добавила она.
Долгую секунду он не шевелился, потом начал раздеваться. У нее перехватило дыхание. Разве он не может спать в смокинге?
Джеймс снял только пиджак, после чего в рубашке и брюках залез под одеяло. У нее так застучало сердце, как будто ему предстояло выпрыгнуть из груди и шлепнуться о стенку.
Кровать, казавшаяся просторной, вдруг стала тесной. Каллиопа не решалась пошевелиться, чтобы не прикоснуться к нему. Она с ужасом думала, как будет спать.
Какую принять позу? Она лежала с самого краю. Что делать, если он к ней повернется?
В ней снова пробудились чувства, разбуженные в саду. Она никогда не испытывала ничего даже отдаленно похожего на то, что было с ней там, на скамейке. Неудивительно, что женщины в таких случаях шепчутся и хихикают. Каллиопа раньше думала, что они сумасшедшие.
Она украдкой посмотрела через плечо. Он лежал на спине, приподняв колено, и ровно дышал... спал.
Негодяй!
Некоторые гости уже сошли вниз, чтобы поехать к озеру, но многие отбыли в Лондон, стремясь оказаться среди первых, кто расскажет о смерти Тернберри. Джеймс нашел Каллиопу возле главного входа: она разговаривала с леди Уиллоуби. Роджерс и Бетси уже погрузили багаж и приготовились ехать сзади.
Распрощавшись с хозяевами, Джеймс помог Каллиопе сесть в карету.
Экипаж подпрыгивал на ухабах, потому что кучер уклонялся от колеи, которая после дождей стала глубже и опаснее. Они ехали уже пять минут, а Каллиопа все молчала, глядя в окно. Джеймс ждал, когда она справится с собой, и наконец она повернулась к нему:
– Спасибо.
Он поднял брови:
– За что?
Она покачала головой:
– Просто спасибо.
Джеймс кивнул, и она откинулась на подушки.
– Мне нужно попасть в театр. Я беспокоюсь за свою семью.
– Они уедут?
– Нет. Мои приемные родители сегодня оба заняты в спектакле, и они не уедут, несмотря ни на какие угрозы. – Каллиопа непроизвольно потерла лоб. – Они не осознают грозящей опасности, и я боюсь за них. Их могут застать врасплох.
Джеймс потрепал ее по колену:
– Все будет хорошо. В театре за ними наблюдают мои люди. Когда приедем в город, я выслушаю их отчет.
Джеймс внедрил человека в театр, как только узнал о том, что Каллиопа связана с этим театром. Связь Каллиопы с Солсбери была слишком странной, чтобы считать это случайным стечением обстоятельств. В этой головоломке имелись свои извилины и пересечения, и все они вели к Каллиопе.
– Давай на эту ночь вернемся в дом Стивена и еще раз просмотрим его вещи и бумаги.
Скорее всего их усилия будут напрасны – они и так все перерыли. Но видимо, Каллиопе стало легче, потому что она сменила позу и расслабилась.
Джеймс решил, что сейчас самое время наверстать упущенный сон, – он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Каллиопа свернулась на плюшевом сиденье, стараясь устроиться поудобнее. Джеймс приоткрыл один глаз и посмотрел, как она возятся, через несколько минут Каллиопа почувствовала, как он рывком пересадил ее к себе.
– Ты что...
Слабый крик тут же оборвался – так крепко он обнял ее.
В голове Каллиопы было пусто. Она угнездилась у него на груди, а он все не открывал глаз, и это ее раздражало. Она попыталась вырваться и пересесть обратно, но сразу почувствовала, что зажата в его руках, как в тисках. Он не пошевелился. Голова его лежала на подушке.
Каллиопа украдкой посмотрела на него и слабым голосом произнесла:
– Милорд, я думаю, это неприлично...
Он ничем не показал, что слышит ее.
– Милорд?
Нет ответа.
– Энджелфорд?
Тишина.
– Джеймс! Открылся один глаз.
– Тебе не кажется, что мне пора вернуться на свое место?
– Лучше отдыхай – ты спала ночью не больше меня.
От этих слов ей почему-то стало легче. Действительно, на его стороне кареты уютнее, а она так измучена! Если он решил забрать себе более удобную часть кареты, то только справедливо, что она разделит с ним это место.
