– Но если ты поступишь так, то потеряешь себя, Дэниел, – нежно сказала она. – Так что я не стану просить тебя сделать выбор. Потому что тогда ты перестанешь быть тем мужчиной, которого я полюбила.
– Я клянусь тебе, что если найду его, то передам в руки армии. И если в Дамнейшн нет его следов, я восприму это как свидетельство его смерти, прекращу поиски и вернусь. Мы поженимся и уедем в Калифорнию.
– А что, если он жив и первым найдет тебя? Он хитер и коварен.
– Этого не должно случиться. Моя мать преподала мне один урок, который я запомнил на всю жизнь: когда находишься на стороне справедливости, возлагай надежду на Всевышнего. Если случается что-то дурное, принцесса, проси у него помощи.
Она обняла его за шею.
– Сейчас все предстает в самом черном свете, так что обними меня, любимый. Не будем тратить дорогое время, скоро рассветет.
Рано утром следующего дня Дженни провожала Рико. Поцеловав его на прощание, она подошла к окну и смотрела, как он исчезает в утреннем тумане, пока не перестала слышать стук копыт.
Дженни не хотела ни с кем разговаривать, не хотела видеть сочувствие в глазах, слышать слова поддержки и утешения.
Бороться с болью и страхом она должна была одна. Минуту, день, месяц, год. Вечность!
Как только солнце рассеяло туман, она вышла из «Сапог и седел», села в коляску и отправилась назад в Дабл-Би.
Дженни в глубокой задумчивости сидела в саду, свежий утренний ветер обдувал ее.
Как она сможет жить без Рико? Без него она не представляла себе дальнейшей жизни. И с ужасом думала о том, что ей придется всю оставшуюся жизнь провести с отцом.
Горестно вздохнув, пошла она встречать Андреа, подъехавшую к ранчо в экипаже.
– Доброе утро. Что привело тебя в такой час?
– Рико уехал? – спросила Андрёа.
– Ты уже вчера знала, что он собирался уехать?
– Он сказал Дону. Дорогая, мне очень жаль. Как ты себя чувствуешь?
– Почему ты не сказала мне?
– Я чуть не сказала, но Рико должен был сделать это сам. В душе я надеялась, что он не уедет.
– Ты знаешь, почему он охотится за Слаттером? Андреа кивнула.
– Наконец-то он сообщил тебе. Дженни испытала укол обиды.
– Значит, и ты знаешь о его матери. Как давно ты узнала об этом?
– Дон рассказал мне во время медового месяца.
Это лишь усилило боль обиды.
– Полагаю, полковник Харди тоже в курсе. Похоже, весь форт знает! Наверное, я одна была в неведении. Я не подозревала, что у нас есть друг от друга секреты, тетя Андреа. Особенно в том, что касается тебя или меня.
– Дорогая, я решила, что это слишком личное дело, которое вы должны решить сами, без вмешательства посторонних лиц. – Андреа взяла ее руку и сжала. – Жаль, что я ничего не могла сделать, чтобы убедить его остаться. Я всю ночь думала об этом. Иначе зачем я примчалась бы сюда ни свет ни заря? Я знала, что ты чувствуешь. Мне очень жаль, дорогая. Очень жаль, – всхлипнула Андреа.
Чувство обиды отступило, и Дженни обняла тетю.
– Прости, тетя Андреа. Наверное, мне просто так жалко себя, что я выплеснула на тебя свое раздражение. Не знаю, как бы я смогла прожить эти годы без твоей помощи. Сейчас, наверное, ты нужна мне больше, чем когда-либо.
Андреа вынула из кармана носовой платок и промокнула глаза.
– Мне нужно было кое-что сказать мистеру Рико Фрейзеру.
– Боюсь, это не помогло бы. – Дженни взяла Андреа под руку. – Пойдем в дом и выпьем по чашечке кофе.
Усевшись на кухне за столом, Дженни сказала:
– Рико отучил меня от чая. Обычно он варил по утрам кофе. Это одно из моих лучших воспоминаний. Отец еще оставался в постели, а мы пили кофе и болтали всякие глупости. – Она покачала головой и прикусила губу, чтобы не расплакаться. И, прерывисто вздохнув, добавила: – А ты знаешь, я ведь могла удержать его здесь.
– То есть? Сомневаюсь, что Рико мог бы успокоиться, не отомстив Слаттеру.
– Я тоже сомневаюсь. Но я знаю, что он остался бы, если бы узнал, что я ношу под сердцем его ребенка.
– Его ребенка! – Андреа с трудом выговорила эти слова. – Ты уверена?
– Думаю, что да, – ответила Дженни. – Месячные у меня никогда не опаздывали.
– Когда ты ожидаешь… то есть…
Дженни улыбнулась:
– Не могу сказать наверняка. Но мы близки со дня вашей свадьбы.
Воцарилось молчание, но ненадолго, вскоре Андреа нарушила его:
– Почему ты не сказала Рико? Ты знаешь, он бы остался и женился на тебе.
– Именно по этой причине я и не хотела говорить. Я бы хотела, чтобы он остался не из чувства долга, а из-за меня, потому что любит меня. Но его счастье для меня важнее, поэтому я и позволила ему уехать.
Качая головой, Андреа печально произнесла:
– О, Дженни… а ты не подумала, что у него появился бы предлог остаться? Ты веришь, что он может быть счастлив без тебя?
С каждой минутой он удалялся от Дженни все дальше и дальше. Под обстрелом противоречивых доводов его совесть боролась с желаниями сердца.
«Ты поклялся выследить убийц твоей матери. Неужели променяешь дело чести на любовь? Но с другой стороны, ты любишь Дженни, и она любит тебя. Зачем отказывать себе в шансе на счастье?»
Тут в памяти всплыли слова Дона Мастерса, подливая масла в огонь внутренней борьбы: «Но разве клятва отомстить за мать на ее могиле стоит потери женщины, которая любит тебя? Неужели ты ничего не сделаешь, чтобы изменить ситуацию?»
Проклятие! Проклятие! Проклятие! Что ему делать? Разве Дон не прав? Он разбивал Дженни сердце. И свое собственное.
Никто в этом мире не значил для него так много, как Дженни. И она не скрывала, что любит его. Во что превратится его жизнь без нее? Она наполняла собой каждый миг его существования.
И вдруг он натянул поводья, пораженный откровением. Ответ ему следовало искать у человека, который мог его дать.
Стала бы его мать просить его мстить за себя? Ждала бы от него этих действий? И понял, каким был бы ее ответ. Она хотела бы, чтобы он искал счастья, а не горя, в котором жил все три последних года. Как мог он быть таким слепым глупцом? Таким ослом? Где была его вера… в справедливость Господа и его право осуществлять правосудие? Одолеваемый жаждой мести, он собирался вершить правосудие своими руками, вместо того чтобы предоставить это закону, как пожелала бы его мать.
И своей слепотой он осквернял память мягкой, набожной и всепрощающей женщины, какой она была. И то же самое он сделал с Дженни: омрачил красоту ее любви своим ложным представлением о чести. Простит ли она его когда-нибудь?
– Буцеф, я был полным идиотом. И должен дать совсем другую клятву. Клятву, для исполнения которой мне потребуется вся моя оставшаяся жизнь.
Он повернул лошадь назад и помчался к Дженни.
