— Да неужто? — язвительно усмехнулся воевода. — Всем давно известно, что Владимир наметил себе в преемники Бориса. Помнишь свадебный договор с Анной, византийской царевной? Только ее дети считаются законными наследниками, а все прочие рождены во грехе.
— Борис слишком молод для борьбы за власть да и честолюбием его Бог обделил. Сам уступит Киев старшему брату. А Глеб и вовсе слаб и по-девичьи нежен. Этот отрок не сумел взять власть даже в городе, что отдал ему отец. Где уж ему с Киевом совладать.
— Значит, ежели что… — приглушил голос воевода. — …ты за Святополка станешь?
— Стар я уже стал, чтобы за кого бы то ни было становиться, — резко оборвал его Блюд. — И без того есть за что у Бога прощения молить.
— Так, может, это и есть для тебя отпущение грехов — отдать сыну Ярополка то, что по твоей милости отняли у него до рождения?
— Почему я тогда поступил так, а не иначе — про то я сам знаю, — прошипел боярин с присвистом. — И никому не позволю в душу мою лезть. Про разговор твой забуду. Но боле его со мной не затевай.
* * *
— Слышала? — сияющая Рутка повернулась к младшей сестре. — Святополк теперь в Вышгороде жить будет!
— И что с того? — пожала плечами ее сестра. — Какое тебе дело до него?
— Да уж есть дело… — многозначительно протянула Рута. — Отец мне в мужья, знаешь, кого прочит? Бориса!
— Любимого сына князя Владимира? — удивилась Купава. — Что-то не верится. Неужто возможно такое?
— Для нашего батюшки нет ничего невозможного. Но только я этого не желаю! Могу Бориса тебе отдать, если Глеб наскучил.
— Как он может наскучить, ежели уехал в Муром… Да и при чем здесь Глеб? Мне просто весело с ним было…
— Ой, только мне о том не говори! Словно я не ведаю, о ком ты по ночам плачешь! Уж целый месяц глаза на мокром месте. Хотя, честно говоря, не пойму, что ты так печалишься. Зеленый совсем, хрупкий, словно девица. Наверно, и обнять, как следует, не сумеет…
— Довольно! — сердито нахмурилась Купава. — Князь Глеб добрый и ласковый, мы с самого раннего детства дружны с ним. Потому я и скучаю без него. Ты лучше расскажи о себе. Отчего о Борисе думать не хочешь? Неужто другого кого приглядела?
— Вот увижу Святополка, тогда и скажу — кого.
— А он-то при чем?
— А при том, что помню я его… — с горячностью зашептала Рута. — Маленькая я была, когда случайно на глаза ему попалась на крыльце в княжеском тереме. Глянул он на меня сверху да и говорит: «Что пригорюнилась, малая? Обидел кто? Так ты мне скажи, я накажу любого, кто такую лапушку осмелился до слез довести». А я в ответ заявила, что никто меня не обидел и сама за себя постоять сумею. Он рассмеялся так заливисто, а потом меня на руки подхватил, в губы поцеловал и сказал: «Если красавицей вырастешь, в мужья тебе лучшего молодца подберу». До сих пор помню его глаза темные…
— Так ты надеешься, что он тебя не забыл и мужа хорошего выберет?
— И почему все считают тебя разумной! — рассердилась Рута и в гневе притопнула ногой. — Я же сказала: глаза его карие помню, улыбку сладкую, кожу гладкую…
— С ума ты сошла! Неужто о Святополке мечтать вздумала… Да за эти годы он, наверно, состарился уже.
— Вот и посмотрим.
* * *
Случай увидеть князя им представился очень скоро. Возвращаясь с воскресной службы, девушки решили не спешить домой, а прогуляться по городу, уж очень хорош был морозный денек. Укутавшись в новые парчовые шубки на лисьем меху, сестры, не сговариваясь, повернули в сторону княжьего подворья и тут же испуганно отскочили прочь от дороги. Прямо на них из высоких ворот выехали отроки на фыркающих скакунах. За ними в окружении конных воинов появились длинные сани. В них сидела укутанная в теплое песцовое покрывало женщина со скучающим лицом. Рядом с ней на сером жеребце ехал мужчина в богатых одеждах.
— Святополк! — Рутка жадно впилась глазами в лицо смуглого темноглазого князя.
Конечно, за прошедшие десять лет Святополк весьма изменился — погрузнел, в длинных усах и бороде появились нити серебра. Опальный князь был мрачен и довольно зло посматривал по сторонам. Ему было душно находиться вблизи Киева под пристальным взглядом великого князя. Святополк вовсе не собирался мириться с тем положением, в котором оказался из-за предательства одного из ближних бояр. И не собирался благодарить князя Владимира за то, что его из поруба выпустил. Ничего, время бежит быстро, отец уже стар… вот тогда и посмотрим — кто станет хозяином на Руси. Нужно лишь набраться терпения и постараться найти людей, которым не по душе младшие сыновья Владимира. Думается, таких будет предостаточно.
Хмурый взгляд Святополка случайно упал на двух девушек, замерших возле высокой рябины, среди заиндевелых веток которой все еще рдели алые ягоды. На улице было довольно много зевак, с любопытством разглядывающих попавшего в опалу старшего сына киевского князя, но эти девицы разительно отличались от прочей толпы. Особенно одна из них — высокая статная красавица с рыжеватыми кудрями. Она была потрясающе хороша собой: огромные зеленые очи казались отражением колдовского озера, лукавый рот был словно создан для пылких лобзаний, в пышных волосах мерцали хрусталики шестигранных снежинок, высокая грудь под нарядной шубкой неровно вздымалась, и было заметно, что девушка слегка дрожит то ли от холода, то ли от волнения. Ее лицо озарялось легким румянцем, и девица эта была похожа на спелое наливное яблочко, которое нестерпимо хотелось укусить. Заглянув в ее очи, Святополк с удивлением понял, что девушка откровенно любуется им вместо того, чтобы сочувствовать или злорадствовать, как делают все остальные горожане.
— Княже, тебе не стоит задерживаться, — негромко заметил подъехавший к Святополку молодой сотник Тур. — Пока еще до Киева доберемся. Светлый князь будет сердиться, ежели припозднимся.
Князь недовольно взглянул на него и только тогда сообразил, что, пока разглядывал девушку, сани в окружении ратников успели проехать довольно далеко, и княгиня Регелинда уже недовольно оглядывалась назад, да и все прочие с усмешками смотрели на князя, замершего возле боярских дочерей.
Сердито дернув усом, князь тронул коня и, не оглядываясь, устремился вслед за своей супругой.
* * *
— Ты видела?! Он вспомнил меня! Я знала! Я знала, что он не забудет обо мне! — горячо зашептала Рута, когда они с Купавой вернулись в свою светлицу.
— Да что ты радуешься! Он же старый! И глаза у него такие… — младшая сестра даже поежилась. — Злой он человек, нехороший… Мрачный и опасный, как… змей трехголовый… Того и гляди, сожрет или огнем спалит.
