– Невозможно.
– Нет, полковник фон Леве, возможно. По правде говоря, более чем возможно. Это уже сделано. Поместье Леве мое. Четыре года я прожила здесь, и никто не оспаривал мое право.
Смешанное выражение вины и бравады промелькнуло в ее глазах. Такое выражение обычно бывает у женщины, которая обманула своего любовника и теперь пытается отрицать свою вину. Едва он успел заметить это выражение, как оно исчезло. Она с вновь обретенной решимостью взглянула на дуло пистолета.
– А теперь, полковник, хотя ты и не позаботился о том, чтобы предоставить мне право выбора моего будущего, украв у меня состояние, я все-таки дам тебе такое право. Ты можешь уехать, оставив Леве в мою собственность, или оспорить мое право. Конечно, если ты выберешь последнее, герой, принятый за разбойника, погибнет, застреленный по пути домой. Какая жалость!
– И таким образом ублюдок окажется убийцей. Какая жалость.
– Черт бы тебя побрал, фон Леве. После смерти твоего отца и братьев вся долина принадлежит тебе. Вся. От ущелья на севере до крепости Алте-Весте на высокой скале на юге. Все, кроме Леве.
– Алте-Весте в руинах. Долина опустошена солдатами. Что же мне остается? Невозделанные поля, сожженные фермерские дома, разрушенные мосты…
– Твои невозделанные поля, твои сожженные фермерские дома, твои разрушенные мосты…
– Мое поместье Леве. Если тебе так нужны деньги, почему ты не попросишь своего отца, если, конечно, знаешь, кто он.
– Война – дорогое удовольствие, полковник, – сказала она, и ее голос прозвучал подозрительно мягко. Она медленно и грациозно встала и стала ходить вокруг него, по-прежнему оставаясь вне пределов досягаемости.
– Какое отношение имеет война к…
– Не двигайся.
Его взгляд устало следовал за ней.
– Что ты…
– Молчи.
Он напрягся, стараясь проследить за ней краем глаза, но она вскоре исчезла из вида. Раздался приглушенный звук, который трудно было распознать из-за шума реки. Затем она оказалась так близко к его голове, что он мог слышать шорох шагов ее ботинок по грязной дороге.
Что-то холодное прижалось к его виску. Солнечный свет засверкал на серебре. Дуло пистолета.
Его пистолет. Тот шорох, который он слышал, произвела она, доставая его пистолет из кобуры. Боже милосердный, может, она сумасшедшая?
– А теперь, полковник фон Леве, давайте продолжим наше обсуждение, – сказала она глубоким чувственным голосом. Каждый мужчина может только мечтать о том, чтобы провести ночь с такой прекрасной женщиной, но именно эта женщина хотела всадить ему в мозг свинцовую пулю.
В висках его пульсировала кровь, глаза болели от нестерпимого желания выспаться. Но он не съежился от страха, не стал умолять сохранить ему жизнь. Такое не для него. Если ему суждено погибнуть на грязной дороге в долине Карабас, пусть так и будет. Это избавит фон Меклена от беспокойства совершить то же самое позже, более медленным и мучительным образом.
– Что же ты собираешься обсудить со своим опекуном, Кэт? – спросил он, собрав все силы, чтобы наполнить свой глубокий голос чувственной лаской.
– Не называй меня так. Мое имя Катарина. А ты мне больше не опекун. Твое опекунство закончилось, когда сообщили о твоей гибели. Ошибочно, как оказалось. – Она усмехнулась. – Или, возможно, сообщение о твоей смерти не было ошибочным. Просто немного преждевременным. Если только ты не покинешь долину.
Легкий аромат розовой воды донесся до него, и это чуть его не погубило.
– От тебя пахнет розовой водой, Кэт. Этот аромат усталые солдаты любят вспоминать, готовясь к битве. Воспоминание о пахнущей ею нежной коже, которую он целовал, он несет, словно рыцарский знак.
– А ты готовишься к битве, полковник?
Игра, таящая в себе смертельную опасность, закончилась для него в этот миг.
– В большей степени, чем вы можете предположить, мадам. Чего вы от меня хотите? Чтобы я вернул вам десять тысяч талеров? Согласен.
– Я хочу, чтобы ты уехал из Леве.
– Я не оставлю своих спутников.
Он чуть не терял сознание от изнеможения и в то же время его поражало, до чего же ясно он слышал ее прерывистое дыхание, когда она обдумывала его слова.
– Нет. Я не хочу, чтобы ты остался в Леве. Ты не можешь…
– Я не оставлю своих товарищей.
– Черт бы тебя побрал! Я же говорю, что не хочу, чтобы ты был здесь, – голос ее дрогнул, она явно теряла самообладание.
Невзирая на туман в голове, ему необходимо было все обдумать. Он предполагал, что Леве разрушено и почти превратилось в руины, и собирался разбить здесь лагерь, откуда было бы удобно следить зимой за перемещениями фон Меклена. Он явно ошибся. Но эта женщина не хочет, чтобы он увидел, в каком состоянии находится поместье.
Он почувствовал, как она облизала губы.
– Ты, Траген и еще один можете уехать в Алте-Весте. Это всего лишь день езды отсюда.
– Всего день, если ехать напрямик. Но приближается зима, Кэт… Катарина, – осторожно поправился он. – Алте-Весте в запустении, сменилось уже три поколения с тех пор, как там кто-либо жил. Холодно, везде гуляют сквозняки. Траген скорее всего погибнет.
Затаив дыхание, он ждал. Ему необходимо незаметное укрытие, которое может обеспечить только поместье Леве, по крайней мере до конца февраля – начала марта. Затем фон Меклен получит удовольствие все это разорить, а им всем скорее всего придется искать новое жилище. Если, конечно, они останутся в живых.
– Можете остаться до тех пор, пока Траген не оправится настолько, что сможет путешествовать. Но ты должен дать мне слово, что Леве принадлежит мне.
Он торжествующе вздохнул:
– Даю.
– Скажи как следует.
– Даю тебе слово чести, что поместье Леве будет принадлежать тебе.
– Не будет – принадлежит.
Она обошла вокруг и встала там, где Александр мог ее видеть. Выражение ее лица заставило его застыть, на нем – недоверие, отчаяние, железная воля и решимость дойти до конца. Это была женщина, по жизни которой прошла война. Он уже видел такие лица прежде. То были женщины, которые выжили.
– Леве твое, – мягко сказал он.
– И… и ты должен принять то, что там найдешь.
Он прищурился.
– Почему? Что я там найду? – Она не ответила. – Что я найду там, Кэт? – Молчание. Он снова опустил голову, но сквозь опущенные ресницы все еще видел черную точку дула пистолета, нацеленного на него. – Обещаю принять то, что найду там… если это не нарушит мою присягу императору, герцогу Таузенду и моим солдатам.
Ствол пистолета не дрогнул. Прошла секунда… другая… третья.
– Только попробуй встать мне поперек дороги – и ты покойник, – сказала Катарина. В голосе ее прозвучала крепкая, как сталь, уверенность. Она опустила пистолет.
