Ознакомительная версия.
– Он предал меня! – воскликнул Димитрий. – Иуда... Да будет тебе страшная, лютая смерть, умрешь в муках и захлебнешься своей кровью!
Он выскочил в сени, вырвал у одного из стражников алебарду и ринулся вперед, на толпу, крича:
– Я вам не Годунов!
Димитрий орудовал алебардой так ловко, что ухитрился свалить двух или трех нападающих, а потом чья-то рогатина вышибла оружие из его рук.
Из толпы выстрелили, но люди мешали друг другу, и выстрелы не попадали в цель. Однако Басманов понимал, что в другой раз промаху может и не быть. Он с силой оттолкнул царя к себе за спину, так что тот оказался в другой комнате, захлопнул за ним дверь.
– Спасайся, государь! – успел еще прохрипеть Басманов, прежде чем пал под ударами ножей.
Труп Басманова отшвырнули. Толпа прокатилась по нему, ринувшись вперед – добывать Димитрия.
Великий мечник так и не появился в тот день во дворце. Он бил поляков на улицах Москвы и только к вечеру узнал, что Димитрий убит, дворец разграблен, а князь Василий Шуйский лишь в последнюю минуту успел остановить убиение царицы. Паж ее Осмоловский погиб, придворные дамы изнасилованы, а кое-кого из самых молодых увели по своим домам московские стрельцы и другие служилые люди.
Вскоре князь Василий Шуйский был венчан на царство. Однако он не ведал ни одной спокойной минуты. Лишь только кончился беспокойный, маетный май, как земля стала переполняться слухами... о воскресении убитого Димитрия. Да слухи еще полбеды, они не стреляют и не разят копьями. Хуже другое – многие земли начали вооружаться и уходить под знамена того, кто назывался этим именем.
В Москве то и дело появлялись подметные письма, уверявшие народ, что Димитрий жив и скоро будет здесь, уговаривавшие москвичей заранее низвергнуть Шуйского, не то злобный царь исказнит всю столицу. Среди бояр тоже начались разговоры... Даже те, кто был совершенно уверен, что 17 мая 1606 года убили Димитрия, а не какого-то подменыша, заколебались. Многие требовали пересмотреть отношение к полякам, запертым в Москве, настаивали, чтобы тем позволили воротиться на родину. Что до Шуйского, он, напротив, втихомолку был за то, чтобы всех оставшихся в живых ляхов перебить. Одно его сдерживало: в таком случае неизбежна война с Польшей, которая еще неведомо как для России закончится. Довольно того, что к новому (а может, все-таки к прежнему?) Димитрию уже примкнули немалые польские силы.
Конечно, это была не королевская армия, а сборище удальцов, которым некуда обратить воинскую отвагу. А тут перед ними замаячили слава, богатство, взятое с бою, – и заодно возможность исполнить святой долг: свершить месть за братьев, убитых в Москве. Это весьма прельщало людей, для которых во всем мире существует весьма точное наименование: авантюристы, иначе говоря – искатели приключений.
По сведениям, полученным Шуйским, вел сие войско (четыре тысячи человек!) князь Роман Рожинский – некогда богатый владелец многочисленных имений в Южной Руси, теперь запутавшийся в долгах и порешивший поправить их одним махом. Удальство и отвага шляхетские были Шуйскому хорошо известны, и он не скрывая тревожился – вот как нагрянет вся свора на Москву... Нет уж, лучше, от греха подальше, пленных поляков удалить из столицы.
Сказано – сделано. Кого увезли в Кострому, кого в Тверь, кого в Ростов. Сам Юрий Мнишек, бывшая царица Марина и то, что осталось от ее двора, отправились в Ярославль.
Ну и какой прок? Мятеж во имя второго Димитрия разгорался неостановимо.
Шуйский доподлинно знал, что сын Грозного убит 17 мая 1606 года. Он видел его мертвым! Василий Иванович боялся слухов о некоем призраке, однако не переставал уповать на то, что всякие слухи рано или поздно рассеиваются. Но время шло, а сведений о Димитрии собиралось все больше. Призрак постепенно обретал зримые черты!
Теперь именем воскресшего царя чинился на Русской земле всякий разбой. Боярских людей возмущали против владельцев, крестьян против помещиков, безродных против родовитых, мелких против больших, бедных против богатых. В городах заволновались посадские люди, в уездах – крестьяне, поднялись стрельцы и казаки. Пошла вольница и словом, и делом: воевод и дьяков убивали холопы, дома их разоряли, женщин насиловали. Однако для Шуйского хуже было другое: ему отказывались служить ратные и дворяне, которые не народ от разбоя хотели защищать, а тоже, на манер поляков, искали богатства и славы.
Царю нужен был хороший военачальник, который смог бы возглавить царское войско, который противостоял бы тем полководцам, которые стакнулись с чужаками и пошли под знамена нового самозванца. По всему выходило, что никто лучше, чем князь Скопин-Шуйский, сделать этого не сможет. Князь Михайла не спорил назначению: ведь жизнь всех Шуйских, в том числе и его, зависела от того, будет ли побежден самозванец, призрак, к которому умудрилась сбежать из своей ссылки Марина. Не просто сбежала, но и признала его своим супругом, признала, что он – настоящий Димитрий. Она, венчанная на царство (нравилось кому-то это или нет), избрала себе царя. И ее избранником оказался не он, не князь Михайла Васильевич...
Скопин-Шуйский и сам понимал, что мечты его похожи на зыбкие сновидения ребенка. Но когда осознал, что Марина вновь принадлежит другому, что она связана с другим узами совместной жизни, борьбы и узами супружеской постели, воистину ощутил себя обязанным уничтожить нового Димитрия.
С осени 1606 года начались ратные успехи князя Михайлы на бренном поприще. Он дважды одерживал победы над мятежниками, в частности, разгромил отряды Ивана Болотникова, восставшего крепостного князей Телятевских, и вынудил его бежать из-под Москвы к Серпухову. За то князь Михаил Васильевич был возведен в сан боярина и получил в свое владение волости Вагу и Чаронду, бывшие прежде во владении Годунова.
Какое-то время князь Михайла оставался в Москве. Боярину неприличным считалось быть холостым, и матушка только тем и занималась, что подыскивала ему невесту. И весьма дивилась: с каких это пор ее послушный, покорный, вроде бы равнодушный к женским прелестям сын (его втихомолку даже прозвали монахом) сделался столь переборчив?
Ну а князь-то Михайла хорошо знал, с каких именно пор, однако ж понимал: перебирай он хоть всю жизнь, Марина останется одна, никто ее в его сердце затмить не сможет. А поэтому, заскучав от хоровода набеленных, нарумяненных, насурьмленных женских лиц, крутившихся вокруг него, выбрал Марью, дочь князя Петра Буйносова-Ростовского. Мог бы найти невесту побогаче и породовитей, однако Марья привлекла его двумя своими качествами: была мала росточком (хоть и, как положено, поперек себя шире), а главное, не мазалась столь немилосердно, как прочие красавицы. Марина-то вовсе ничего в своем точеном личике не красила...
Ознакомительная версия.
