Ознакомительная версия.
Когда Россия в 1788 году оказалась на грани столкновения со Швецией и начались спешные военные приготовления, Мамонов обязан был облачиться в мундир. Гарновский встревоженно посылал Потемкину свежие новости: «Государыня точно намерена стоять с резервным корпусом в лагере. Не было бы сие вредно здоровью ее величества». Причину столь воинственного пыла, проснувшегося вдруг в миролюбивой Екатерине, отгадать было нетрудно: «Резервный корпус состоять имеет под командою графа Александра Матвеевича…» Ради него императрица готова была покинуть роскошные апартаменты своего дворца и уйти хоть в походную палатку. По счастью, в тот раз все обошлось, и Мамонову не пришлось демонстрировать свое воинское искусство.
К чести этого господина, следует, впрочем, сказать, что он очень рвался участвовать в настоящих государственных делах.
Сама Екатерина, надеясь видеть в нем помощника в многотрудных своих заботах, заявила Храповицкому: «Он разумен и будет присутствовать в Совете, чтоб иметь там свой глаз». Но Гарновский деликатно сообщал Потемкину: «В усердии Александра Матвеевича сомневаться нельзя, да и силы его противу прежнего не умалилися, но сей муж не имеет в делах столько практики и чужд иногда той расторопности, чтоб уметь дать на все встречающиеся вопросы надлежащий ответ…» Государственные дела для Александра были скучны и тягостны.
Когда Екатерина взяла его с собой в путешествие в Крым (во время которого были кругом построены знаменитые потемкинские деревни – для возвеселения взгляда государыни!), среди гостей был и австрийский император Иосиф II. Он был поражен несоответствием Александра роли, которую тот силился играть, и писал фельдмаршалу Ласси: «Новый фаворит – молодой человек 26 лет, без образования, ребенок… недурной собой, но изумленный положением, в которое попал, и неумный». Может быть, со стороны императора это было вспышкой ревности и досады, вызванной странными вольностями, которые Екатерина терепела и поощряла в своем хорошеньком мальчике. А ведь возлюбленный императрицы и впрямь иногда позволял себе выходки избалованного ребенка. Не раз Иосифу приходилось прерывать партию в вист, чтобы дать Александру время закончить карикатуру, которую тот вздумал рисовать мелком на ломберном столе. Впрочем, сие не помешало Иосифу спустя некоторое время подарить фавориту дорогие часы и сделать его графом Священной Римской империи.
Одним из самых значимых людей правительства Екатерины был в ту пору граф Александр Андреевич Безбородко. Вот как отзывался о нем, к примеру, министр Генуэзской республики Ривароло: «Наибольшим влиянием пользуется граф Безбородко. Секретарь Кабинета ее величества, он ежедневно в положенные часы докладывает ей о текущих делах по всем министерствам и вместе с ней предварительно разбирает их… Деятельный, мягкого характера, старающийся по возможности угодить всякому, он считается искусным дипломатом и ловким царедворцем». Граф Сегюр, наблюдавший Безбородко как во время официальных приемов, так и в частной жизни, к приведенным выше зарисовкам портрета Безбородко добавляет некоторые существенные штрихи (они разбросаны по страницам его мемуаров). Его наблюдения отличаются меткостью и тонкостью: «он скрывал тонкий ум под тяжелой внешностью»; «умный, ловкий и уступчивый, но отчасти слабый»; «граф Безбородко постоянно старается всех примирить…».
У Безбородко, несмотря на его уступчивость и готовность пойти на компромисс, не сложились отношения с Дмитриевым-Мамоновым. Соперничество между ними за влияние на императрицу не укрылось от современников, да и Безбородко его не оспаривал. Гарновский, перед которым открывались двери дворцов всех столичных вельмож и который поэтому был осведомлен о всех событиях придворной жизни, писал: «Граф Александр Матвеевич сильнее графа Безбородко». А спустя некоторое время тот же Гарновский несколько приоткрыл завесу, в чем проявлялась сила фаворита: «Александр Матвеевич много может, нет в сем ни малейшего сумнения. Никто из предшественников его не в состоянии был поколебать власти графа-докладчика, а он оную колеблет». Соперничество между ними дошло до того, что Мамонов оттер Безбородко, и тот «бывает теперь редко у государыни и старается при том бывать только тогда, когда Александр Матвеевич не бывает. Однажды Безбородко явился для доклада в часы, когда, по его расчетам, у нее не должен быть Мамонов, но ошибся и, увидев его, потерял дар речи».
Фаворит настолько не считался с Безбородко, что как-то сказал императрице: «Хотел бы я наплевать на его достоинства, на него самого и на всю его злодейскую шайку». Осторожный же Безбородко подобных выпадов в адрес своих неприятелей себе не позволял.
Несмотря на желание «наплевать» на Безбородко, Александр как государственный муж особых талантов не проявил. Зато в умении придумывать придворные развлечения и со вкусом разнообразить вечера интимного кружка Екатерины ему не было равных. Он увлекался музыкой и литературой, любил театральные постановки. Спектакли придворного театра сменялись маленькими сценками, которые игрались то в покоях Екатерины, то в комнатах графа. При дворе наступила эпоха безудержного сочинительства. Екатерина сама писала пьесы для своего театра и, веря в литературный талант Александра, поручала ему их править. Тот тоже взялся за сочинение маленьких пьесок, но работа, требующая вдумчивости и усидчивости, скоро ему надоела. Храповицкий в дневнике однажды записал, что, приступив к работе над очередной пьесой, Александр «заленился и не докончил, начав хорошо». И тогда, умиленная его талантом, Екатерина села сама дописывать его «пиесу».
К чести Мамонова, следует сказать о его уважительном отношении к великому князю Павлу Петровичу, служившему мишенью для глумлений и дерзостей других фаворитов. Несмотря на некоторое пренебрежение своей повелительницы к сыну, Александр всегда выказывал величайшее почтение и внимание к наследнику и его супруге и старался делать им одно приятное. Гарновский доносил Потемкину, что обе половины двора живут теперь в наилучшем согласии.
Однако при всем внешнем блеске положение Александра при дворе было нелегким. По словам все того же Гарновского, Мамонов жаловался, что ему «при дворе жить очень скучно» и что «между придворными людьми почитал он себя так, как между волками в лесу». Храповицкий записывал со слов камердинера императрицы: «Сказывал Захар Константинович Зотов, что паренек считает житье свое тюрьмою, очень скучает, и будто после всякого публичного собрания, где есть дамы, к нему привязываются и ревнуют».
Понятно, о ком шла речь, кто привязывался и ревновал. Да Екатерина, конечно! А сам виноват, не шныряй глазами по сторонам, тем паче когда кругом молоденькие красотки!
Ознакомительная версия.
