Кейт опустила глаза, ковырнула землю носком грязного ботинка, потом снова устремила на него сияющий взгляд. Она открыла рот, собираясь что-то сказать, а потом, словно передумав, сжала губы. Облизнула их коротким движением.
— Что такое? — спросил он хриплым шепотом. Он не мог глаз отвести от ее губ. Чувственных. Манящих.
— Кто же предал вас так жестоко, что вы не доверяете простой деревенской девчонке?
В ее негромком голосе слышалось неподдельное сочувствие, и у Гаррета возникло искушение рассказать ей правду. Он задушил это желание в зародыше и повернул разговор в другом направлении.
— Сколько тебе лет, Кэтрин?
— Прошу вас, зовите меня Кейт.
— Кейт.
— Спасибо.
Звук ее имени доставлял ему удовольствие, поэтому он повторил его еще раз:
— Сколько тебе лет, Кейт?
— Двадцать два. А вам?
Она старше, чем он думал. И все же слишком юна для него. Слишком нежна. Слишком невинна. Слишком…
Она слишком другая. Он не собирался в ближайшее время искать себе любовницу, но когда этот момент наступит, он выберет себе исключительно опытную женщину. Такую же холодную и пресыщенную, как он сам.
— Намного больше, чем тебе, — тихо ответил он.
Она снова улыбнулась, и кровь в его жилах вскипела. Подавив приступ вожделения, он пригладил рукой влажные спутанные волосы. У него даже возник порыв велеть ей перестать улыбаться, но он совладал с ним.
— Ну сколько? — не отставала она.
— Тридцать четыре.
Она фыркнула:
— Ну, не такая уж большая разница, чтобы помешать нам, подружиться.
— Подружиться? — переспросил он, поднимая брови.
Она не поняла его намека.
— У меня не очень много друзей, — ответила Кейт, сложив руки на груди. — Но думаю, что мне понравится быть вашим другом.
— Ты слишком доверчива, — проговорил Гаррет негромко. Будь на его месте кто-то другой, ее добродетель оказалась бы под угрозой. Черт возьми, она и есть под угрозой.
— Да? — Кейт внимательно смотрела на него, и ее взгляд, кажется, проникал до самых глубин его души. Впрочем, если бы она действительно могла видеть его насквозь, то разглядела бы в его душе непроглядную тьму и ринулась бы прочь со всех ног.
— Да.
Она медленно покачала головой:
— Нет, я так не думаю. Вы не причините мне зла.
Его губы искривились в усмешке.
— Ты так в этом уверена?
— Абсолютно, — тихо ответила Кейт.
— Ты слишком наивна.
Ее глаза потемнели. Она поспешно отвела взгляд.
— Насчет этого вы ошибаетесь.
Гаррет сжал кулаки, подавляя инстинктивное желание защищать. Он жаждал узнать, кто тот мерзавец, из-за которого по ее лицу пробежала тень, а потом пойти и вышибить из него дух.
Давным-давно он не испытывал таких ярких чувств.
Разумеется, эти странные эмоции, овладевшие им так внезапно, неестественны и нелогичны. Гаррет чувствовал себя так, словно просыпался после многомесячного сна и с трудом привыкал к миру живых. И это сделала с ним она.
Пока они разговаривали, она вернула его к жизни. Но как такое возможно?
Он тяжело вздохнул, взял себя в руки и попытался собрать из разрозненных воспоминаний благовоспитанный ответ настоящего джентльмена.
— Ты не понимаешь, — сказал он так мягко, как только мог. — Ты не должна шпионить за мужчиной, подглядывать, как он купается, разговаривать с ним так, как ты разговариваешь со мной…
— А я бы и не стала этого делать, — ответила Кейт. — Я бы не стала следить за мужчиной и разговаривать с ним так, как разговариваю с вами. Я же не дурочка.
— Я мог бы оказаться бесчестным человеком. Преступником, убийцей. — Он произносил эти слова сквозь зубы. По спине пробегала дрожь отвращения. — Насильником.
— Но вы не такой. — Кейт нахмурилась, и между бровей ее залегла морщинка. — Разве нет?
— Я мог бы быть таким.
— Нет, вы не такой.
Мысль о том, что эта невинная женщина может встретить какого-нибудь негодяя, вызвала у него желание сгрести ее в охапку и защитить. У него еще осталось кое-какое понятие о чести, но немногие мужчины сумели бы противостоять такому искушению, У заброшенного пруда, в сумерках, когда красивая женщина открыто заигрывает с тобой…
Гаррет стиснул зубы.
— Откуда ты знаешь?
— Сначала… я не была уверена. А может, и была. Наверное, я всегда это знала в глубине души. Но теперь, после того как мы познакомились и поговорили… — Она пожала плечами. — Я просто знаю, и все.
— Как бы там ни было, тебе нельзя находиться здесь одной. Это может быть опасно.
— Я всю свою жизнь приходила сюда одна и ни разу не подверглась опасности. Ни разу. — Кейт движением головы указала на пруд, сверкающий оранжево-серебристым светом в сгущающихся сумерках. — Это место моего уединения. Место для раздумий.
Гаррет представил, как она плавает голой в пруду. Представил себе, каково это было бы: плавать с ней вместе, касаться ее, чтобы она дрожала в его объятиях… Он сглотнул.
Черт подери! Гаррет потер виски, чтобы отогнать видение. Это дурные мысли. Порочные. Проклятие, на его свидетельстве о разводе еще чернила не высохли, а он уже фантазирует о том, как совратить девственницу.
— Мои извинения, — напряженно сказал он. — Я не хотел тебе мешать.
— Нет, я рада, что вы это сделали. — Кейт переступила с ноги на ногу. — Как я уже говорила, вы, на мой взгляд, очень… интересный.
— Тебе лучше держаться от меня подальше. — Он шагнул к ней и очутился достаточно близко, чтобы ощутить тепло, волнами исходящее от ее тела. Она пахла корицей и хвоей.
Кейт твердо стояла на своем:
— Я вас не боюсь.
— Я опасен.
— Возможно, — выдохнула она. — Но только не для меня.
— Общение со мной не принесет тебе ничего хорошего, только боль.
— Как вы можете говорить такие ужасные вещи?
— Я оказываю на людей именно такое влияние.
Кейт не колеблясь положила руку ему на грудь. Ее нежная ладонь обожгла его сквозь льняную рубашку.
— Пусть так. Но меня не заботит, сколько боли может мне принести общение с тобой…
Она умолкла: он накрыл ее руку своей. Она молча смотрела на его огромную ладонь, полностью скрывшую ее нежную кисть.
Указательным пальцем другой руки он коснулся нежной кожи у нее под подбородком и заставил Кейт посмотреть ему в глаза.
— Продолжай. Что ты хотела сказать?
Ее глаза сияли. Она моргнула.
— Я никогда не пожалею об этом.
Он наклонился и коснулся губами ее губ.
«Ты соблазнила этого беднягу. Ты грязная, грязная женщина».
Эти слова, всплывшие в уме, напоминали рыбий жир, которым мама вечно пичкала их с братьями.
