— Я слышал, вы не хотели смотреть моих моллюсков, миледи.
— Нет-нет, милорд. — Ее улыбка погасла. — Просто я в этом не разбираюсь.
— Вы этим не занимаетесь?
— Нет, милорд. — Рэрдов промолчал, и Сенна добавила: — Я занимаюсь шерстью.
— О, дорогая, меня интересует и шерсть. Очень. Чрезвычайно!
При этих словах барона Сенна не почувствовала облегчения, — напротив, по спине у нее пробежала дрожь. Но она все же взяла себя в руки и проговорила:
— Очень хорошо, милорд. Значит, мы отлично поняли друг друга. Я занимаюсь шерстью — не красками.
— Это очень плохо, Сенна. Для вас.
— Вы о чем, милорд?
— Мне нужна владычица красок.
Дрожь, пробежавшая по спине Сенны, превратилась в ледяной холод. «Владычица красок»? Что он имел в виду? Впрочем, не важно. Она в любом случае не хотела быть одной из тех, «кто знаком с такими вещами».
— О Господи, милорд, — быстро проговорила Сенна, — я уверена, что вышло недоразумение. Я здесь ради шерсти. — Она протянула барону счетную книгу, которую держала в руке.
Он быстро взглянул на книгу и тут же заявил:
— Никакого недоразумения нет, госпожа де Валери. У меня есть уишминские моллюски. И мне нужна краска, которую создают из них.
— О, милорд, уишминские краски — это вымысел, всего лишь легенды. — Сенна вспомнила, как мать рассказывала их ей при свете камина. — И все это неправда…
— Нет, правда, Сенна. И трактат вашей матери свидетельствует об этом.
— Трактат моей матери?.. — Она вздрогнула. Но что известно Рэрдову о ее матери? И что ее мать могла знать о трактатах? Она ведь не знала ничего, кроме неумеренности во всем. Из-за того и бросила семью, из-за того и сбежала. Сенне было пять лет, когда на ее попечении остались годовалый брат и отец, погрузившийся в трясину азартной игры, медленно убивавшей его все эти годы. А ее мать так никогда больше и не возвращалась домой…
— Так как же, Сенна? — Голос барона вернул ее к действительности. — Вы прекрасно знаете, что уишминские моллюски существуют. И они драгоценны. А вы должны превратить их в краску.
Но она, Сенна, не умела делать краски! Ей можно было бы предлагать сундуки, полные золота, — но она все равно не смогла бы создать краску. Ведь всю свою жизнь она избегала этого и не желала этим заниматься. Однако же…
Что сделает барон, когда поймет это? Сейчас он просто смотрел на нее, и его взгляд не предвещал ей ничего хорошего, а потом…
— Сенна, у вас есть предложение? Что делать дальше? — спросил Рэрдов совершенно спокойно, словно они обсуждали, что подать на вечернюю трапезу.
Решив проявить благоразумие, Сенна спросила:
— Вы не пробовали багрянку? А вайду? Их цвета, яркие и насыщенные, хорошо подходят для волокон. Уверена, они могут создать то, что вы ищете.
Барон промолчал, и Сенна продолжила:
— Сэр, не всякий человек может создать уишминские краски. Это доступно немногим, и, согласно легенде… — Сенна осеклась, но тут же поспешно проговорила: — Я знаю об этом только потому, что слышала кое-какие рассказы. Так вот, для того чтобы создавать краски, требуется такое умение, которое приобретается долгими годами обучения. Не могу понять, сэр, почему вы решили, что я могу сделать это…
Тут барон вдруг схватил ее за руку и, взглянув на голубые вены у нее на запястьях, тихо проговорил:
— Ваша кровь, Сенна, заставляет меня так думать. Говорят, что это у людей в крови.
Девушка в испуге отдернула руку и, прижимая книгу к груди, медленно попятилась.
— Поймите, сэр… — Она судорожно сглотнула. — Сэр, вы должны понимать…
— Я прекрасно все понимаю, а вы — нет, — перебил барон. Он повернулся спиной к залу и что-то достал из кармана куртки. — Вот то, что могут создать уишминцы. Видите? — В руке у него был ярко окрашенный небольшой лоскут.
Положив книгу на стол, Сенна невольно потянулась за лоскутом. И он был… великолепен. Светящийся, темно-синего цвета — такого она никогда прежде не видела. И лоскут этот был такой яркий, словно испускал свет, так что она едва не зажмурилась. Конечно же, багрянка не могла создать ничего подобного. И мох не мог, и марена не могла — ничто на свете. Такое могло прийти только от Бога.
— Он прекрасен, — прошептала Сенна, благоговейно проводя пальцами по окрашенной ткани. — На шерсти моих овец он будет таким, какого мир еще не видывал.
На лице Рэрдова появилось странное выражение, и он спросил:
— Когда начнете? И где?
— Не знаю… — Сенна беспомощно развела руками.
Она вдруг вспомнила старую красильню матери, комнату со ступками и пестиками, где каким-то волшебным образом появлялись вещи неописуемой красоты. И сейчас ее неудержимо тянуло в ту комнату… О, она такая же, как мать! Ее захлестнул жгучий стыд, и она, вернув барону лоскуток, проговорила:
— Лорд Рэрдов, я занимаюсь Шерстью. Именно это мы обсуждали в нашей переписке, так ведь?
— Да, конечно. Именно так.
— Так вот, сэр. Я здесь для того, чтобы заключить соглашение, которое принесет прибыль нам обоим. И если я покажу вам некоторые мои расчеты, то вы, возможно, поймете свою выгоду. А если нет, то я хотела бы поскорее вернуться на корабль.
— А может, нам прямо сейчас следует позаботиться о другом деле? — Тут Рэрдов взмахнул рукой, и откуда-то из темноты, словно призрак, вынырнул Пентони со свитком пергамента в руке.
Сенна улыбнулась советнику, но тот посмотрел на нее так, будто впервые увидел. Снова повернувшись к барону, она спросила:
— Какое другое дело, милорд?
Рэрдов кивнул своему советнику, и тот, просмотрев документ, который держал в руках, начал его зачитывать:
— Сенна де Валери, занимающаяся поставками шерсти… Ламберт, лорд Рэрдов, на ирландских границах… супружеский союз… церковное оглашение назначено…
Сенна раскрыла рот и замерла в изумлении.
— Сэр, это… невероятно!
— Неужели? — Рэрдов посмотрел на девушку со снисходительной улыбкой. — Однако же… — Он указал на пергамент. — Вот документ, понимаете?
— Нет-нет, такого не может быть.
— Это вы так полагаете. Но не я.
«Но это же безумие! — мысленно воскликнула Сенна. — А впрочем…» Она прекрасно знала: такое случалось очень часто — просто не с ней.
Последние десять лет Сенна прожила, заботясь лишь о том, чтобы никому не быть чем-либо обязанной и ни от кого не зависеть, — именно поэтому никогда не думала о замужестве. И вот теперь…
Покачав головой, она сказала:
— Я не подпишу.
— Разумеется, подпишете. — Рэрдов приблизился к Сенне настолько, что девушка ощутила запах его новых кожаных ремней.