– Пытался? – переспросила Гвинет. – Ты это так называешь? Да еще не родившийся ребенок моей кузины мог бы сказать больше, чтобы прекратить этот фарс!
Арик снова повернулся к ней, остановившись в узком проходе за дверью. Его широкую грудь, которая оказалась всего в нескольких дюймах от ее лица, прикрывала простая зеленая туника. Его глаза, устремленные на нее, походили на сердитые грозовые тучи.
– А что сделала ты? – спросил Арик.
– Я… я говорила им, что не хочу выходить замуж. Я брыкалась, ругалась, визжала…
– Ну да, ты делала все это так громко, что тебя было слышно не только в здешних местах, но даже в Лондоне, – кивнул Арик.
Гвинет лишь охнула, а этот зверь отвернулся с усмешкой, обнажив ряд удивительно белых и ровных зубов. Потом он прошел в глубь маленького дома. Гвинет неуверенно вошла следом за ним. Даже полный осел догадался бы, в какой она ярости!
Войдя в дом, Гвинет остановилась и огляделась по сторонам. Дряхлая кровать стояла на грязном полу возле почерневшего очага. На единственном стуле валялись его штаны. Крохотный столик с подломленной ножкой и стоявший на нем кувшин без ручки заполняли остальное пространство. В маленьком окошке не было стекла. Гвинет в отчаянии закрыла глаза.
Половину жизни она спала на холодном каменном полу в Пенхерсте, мечтая о том, чтобы занять положение хозяйки замка и обрести дом, в котором она появилась на свет. Больше всего Гвинет хотелось вернуться туда, где люди смотрят на нее с радостью, а не считают ее обузой. Увы, дядя Бардрик очень часто напоминал ей об этом.
Гвинет всегда знала о том, что ему больше было по нраву называть себя лордом Кэпшоу и выдавать двух своих дочерей за знатных леди. И все же она надеялась на то, что дядя позаботится о единственной дочери своего брата и найдет ей достойного мужа. Разве не для этого он привозил в замок великолепного сэра Пенли Фэрфакса?
Да, именно в это она верила последние две недели. Но теперь-то Гвинет поняла, что задумал ее дядя Бардрик, будь он неладен!
Вместо этого дядя выдал ее замуж за человека, которого боялись все на двадцать миль в округе, включая даже сэра Пенли. И мужем ее по воле дяди стал нищий, который к тому же знается с темными силами.
Гвинет поежилась, вспомнив, что люди рассказывали о нем. Слухи о его магических способностях пошли после того, как он укротил дикую собаку, которая загрызала свиней, кур и даже коров по всей деревне. Этого было довольно, чтобы люди начали его подозревать. Кухарка дяди Бардрика умерла на следующий день после того, как перекинулась с одиноким колдуном парой слов на базаре, где они покупали мясо. Жителям замка все это не нравилось. А потом началась засуха – вот уже шесть месяцев все ждали благословенного дождя, а его все не было и не было. Это окончательно убедило людей, что отшельник был колдуном. Похоже, это правда, со вздохом подумала Гвинет.
Что же он с ней сделает?
– Ты всю ночь собираешься простоять в дверях? – спросил незнакомец. – Так и не решишься пройти в дом?
Разве у нее был другой выбор? Она могла или умереть от руки дяди Бардрика, или испытать судьбу с колдуном.
– В дом я войду, только не думай, что я стану тебе женой, – промолвила Гвинет в ответ.
Нерешительно двинувшись вперед маленькими шажками, Гвинет прошла по слою грязи к единственному стулу. Уставившись на сиденье стула, заваленное его бельем, Гвинет спросила себя, как она сможет провести с ним хотя бы одну ночь.
Но нельзя было отрицать: этот мужчина представлял собой нечто привлекательное, он напоминал ей крупную и осторожную дикую кошку.
Арик и не подумал убрать свое белье со стула. Гвинет нетерпеливо постучала ногой по полу. Она ждала. Наконец, вздохнув, он подошел к стулу и забрал одежду. Гвинет села.
– Как видишь, я не ждал здесь леди, – заметил он.
– Ты уверен? – отозвалась Гвинет. – Твои слабые протесты против этого союза не показались мне убедительными, и я даже сочла, что ты лгал, отшельник.
Арик растянулся во всю длину на узкой кровати, заняв почти весь матрас. Его длинные мускулистые ноги в чистых коричневых штанах оказались всего в нескольких дюймах от ее колен. Гвинет с трудом сглотнула. Этот человек – настоящий великан, и наверняка он очень силен. Интересно, захочет ли он, чтобы она исполняла свои супружеские обязанности на этой маленькой кровати, матрас которой, без сомнения, кишит блохами?
– Честно говоря, миледи, мне тут никто не был нужен, а уж особенно молодая особа с таким острым языком, – вздохнув, ответил Арик. – Но что сделано, то сделано.
От такого оскорбления Гвинет только рот раскрыла.
– Если ты хотел сохранить свой мир, то надо было за него бороться! Вместо этого ты мямлил что-то невнятное, как баран. Но если бы ты подумал…
Отшельник вскочил с постели с таким проворством, какого она от него никак не ожидала. Он подскочил к Гвинет, схватил ее за руки и рывком поднял со стула. Он был так близко, что она ощутила жар его тела.
Да уж, теперь, похоже, он мямлить не собирается. От гнева его серые глаза потемнели и стали черными, как угли, и в них появилось угрожающее выражение.
– Ты то и дело оскорбляешь меня и мой дом, – проговорил Арик. – Мне здесь, в моем убежище, не была нужна ни ты, ни твой бесстыдный рот! Я пытался договориться с твоим дружком Дагбертом, но безрезультатно! Я женился на тебе ради того, чтобы спасти тебе жизнь, а ты осмеливаешься грубить мне! Господи, женщина! Да ты настоящая ведьма, гарпия! Говорил тебе об этом кто-нибудь?
Дядя Бардрик говорил ей это почти каждый день с тех пор, когда десять лет назад приехал в Пенхерст для того, чтобы похоронить ее отца и взять на себя управление замком.
“Почему ты не можешь быть такой же, как твои кузины Неллуин и Лисса?” – спрашивал Бардрик Гвинет. А она не могла притворяться такой же застенчивой и строить из себя образец добродетели – не могла, сколько ни пыталась. Удовлетворить дядю Бардрика и его самодовольную, тщеславную жену Уэлсу, не показывая своего норова, было невозможно. Поэтому Гвинет давным-давно бросила эти попытки.
– Смиренно прошу вашего прощения, добрый сэр, – ответила Гвинет.
Ее попытка говорить льстивым тоном оказалась совершенно безуспешной, потому что ее тон был скорее саркастическим, чем скромным, к тому же он не скрывал ее буйного темперамента. И Гвинет было наплевать на то, что колдун может превратить ее в жабу. В конце концов, это не может быть хуже того положения, в котором она оказалась волею случая.
– За последний час мне угрожали, силой выдали меня замуж, оскорбляли. Так что уж прости меня, пожалуйста, за то, что я тебя раздражаю, осел ты безмозглый.
