Этому я могла поверить. Спускались сумерки, и вместе с ними надвигалась гроза. Какой-то неземной, загадочный свет разливался под облаками, и даже совершенно новые дома вдоль дороги казались такими же древними и мрачными, как источенный непогодами пиктский столб в сотне футов от нас, вот уже тысячу лет обозначающий перекресток. В такой вечер лучше всего сидеть дома при закрытых ставнях.
Тем не менее Фрэнк предпочел пойти пропустить стаканчик шерри к местному адвокату мистеру Бэйнбриджу, который весьма интересовался старинными документами, а не сидеть в уютной гостиной миссис Бэйрд и любоваться при помощи стереопроектора видами гавани Перта. Освежив в памяти мою предыдущую встречу с мистером Бэйнбриджем, я предпочла Перт.
— Постарайся вернуться до начала грозы, — сказала я, целуя Фрэнка на прощанье. — Передай мистеру Бэйнбриджу мои извинения.
— Ммм, да. Да, конечно. — Старательно избегая встретиться со мной глазами, Фрэнк натянул пальто и ушел, захватив зонтик со стойки у двери.
Я закрыла за ним дверь, но не опустила защелку, чтобы он мог войти, никого не беспокоя. Вернулась в гостиную, по пути размышляя, что в данной ситуации Фрэнк охотно изобразил бы из себя холостяка, а мистер Бэйнбридж столь же охотно принял бы такую интерпретацию. И мне не на что обижаться в этом случае.
Во время нашего вчерашнего визита к мистеру Бэйнбриджу поначалу все шло хорошо. Я держалась скромно, тактично, разумно, не выставляла себя на первый план, оделась сверхаккуратно и неброско — словом, истинный идеал супруги преподавателя и члена совета колледжа. Ровно до того момента, как подали чай.
Вспомнив об этом, я повернула руку ладонью вверх и посмотрела на длинный волдырь, пересекающий основания четырех пальцев. В конце концов, это же не моя вина, что мистер Бэйнбридж, вдовец, пользовался дешевым жестяным чайником для заварки вместо фарфорового или фаянсового. И не моя вина, что он любезно попросил меня разлить чай. И тем более не моя вина, что матерчатая прихватка оказалась с дырой и раскаленная ручка чайника вступила в непосредственный контакт с моей рукой.
Нет, решила я. Бросить чайник — совершенно естественная реакция. Чайник упал на колени мистеру Бэйнбриджу — это просто несчастная случайность: куда-то же я должна была его бросить. Беда лишь в том, что я выкрикнула: «Чертов затраханный чайник!» — да еще таким голосом, от которого мистер Бэйнбридж в свою очередь испустил громкое восклицание, а мой Фрэнк кинул на меня уничтожающий взгляд поверх блюда с пшеничными лепешками.
Придя в себя после шока, мистер Бэйнбридж повел себя исключительно галантно; он хлопотал над моей обожженной рукой и никак не реагировал на просьбы Фрэнка извинить мой лексикон, которого я нахваталась, прослужив два года в военно-полевом госпитале.
— Боюсь, моя жена подцепила там некоторое количество, э-э, колоритных выражений от янки и тому подобной публики, — пояснил Фрэнк с нервной улыбочкой.
— Что верно, то верно, — подтвердила я, скрежеща зубами от боли и обматывая руку мокрой салфеткой. — Мужчины имеют обыкновение выражаться весьма колоритно, когда вы удаляете из ран осколки шрапнели.
Мистер Бэйнбридж тактично попытался перевести разговор на нейтральную историческую почву; как он сказал, его всегда интересовали изменения, происходящие с бранными выражениями в течение веков. Он привел некоторые весьма скромные примеры, и Фрэнк с явной радостью принял эту руку помощи.
— Да-да, конечно, — подхватил он. — Клэр, сахару мне не клади, пожалуйста… Да, так вот меня лично интересует, так сказать, общая эволюция бранных выражений.
— Она происходит и в настоящее время, — вставила свое слово и я, осторожно подхватив щипчиками кусок сахару.
— В самом деле? — полюбопытствовал мистер Бэйнбридж. — Вы зафиксировали какие-нибудь особенно интересные варианты за время вашей… мм… военной службы?
— О да, — ответила я. — Особенно мне понравилось одно, я услышала его как раз от янки. Некто по фамилии Уильямсон, родом, кажется, из Нью-Йорка. Он произносил это выражение каждый раз, когда я делала ему перевязку.
— Какое же это выражение?
— Иисус твою Рузвельт Христос! — ответила я и бросила кусок сахару в чашку Фрэнка.
После вполне мирных и даже симпатичных посиделок с миссис Бэйрд я поднялась к себе, чтобы приготовиться к возвращению Фрэнка. Я знала его норму для шерри — две рюмки, так что он должен был вернуться скоро.
Ветер крепчал, и даже в спальне воздух был наэлектризован. Я провела щеткой по волосам — и они затрещали, поднялись дыбом, разлетелись во все стороны. Но я решила, что нынче ночью волосы мои не будут торчать во все стороны никоим образом. Я хотела во что бы то ни стало гладко зачесать их назад, но они лезли на щеки и упорно сопротивлялись.
В кувшине ни капли воды. Фрэнк использовал всю, когда приводил себя в порядок, собираясь к мистеру Бэйнбриджу, а я не позаботилась вновь наполнить кувшин из крана в туалетной комнате. Я взяла флакон «Голубого часа», налила в ладонь порядочное количество жидкости, а потом обеими руками быстро намочила душистой влагой волосы. Смочила одеколоном головную щетку и зачесала волосы назад, за уши.
Прекрасно. Получилось гораздо лучше, решила я, поворачивая голову из стороны в сторону перед покрытым пятнами зеркалом. Влага устранила из волос статическое электричество, и теперь они лежали тяжелыми, блестящими волнами, обрамляя лицо. Спирт испарился, а тонкий приятный запах остался. Фрэнку запах понравится, ему вообще нравится «Голубой час».
За окном ослепительно вспыхнула молния, и сразу вслед за ней загрохотал гром. Свет погас, и я осталась в полной темноте. Нащупала стол. Где-то должны быть спички и свечи; в Шотландии короткие замыкания — столь обычное явление, что свечи здесь — необходимый предмет обстановки в любой гостинице, любом отеле. Я видела их даже в самых элегантных отелях — там они благоухали жимолостью и были вставлены в украшенные сверкающими подвесками подсвечники из матового стекла.
У миссис Бэйрд свечи были попроще, самые обычные, но зато в изобилии и плюс три книжечки с картонными спичками. В данных обстоятельствах мне было не до изысков стиля.
Я вставила свечу в голубой керамический подсвечник на туалетном столике при следующей вспышке молний, потом прошлась по комнате и зажгла еще несколько свечей, пока вся комната не наполнилась мягким, мерцающим светом. Мне это казалось весьма романтичным, и я по наитию повернула выключатель, чтобы внезапно вспыхнувшее электричество не нарушило очарования в самый неподходящий момент.
Свечи не успели сгореть даже на полдюйма, как дверь распахнулась и в комнату влетел Фрэнк. Воздушный вихрь, ворвавшийся с лестницы вслед за ним, погасил разом три свечи.
