Сидя на заборе в лучах яркого солнца, опальный, но все еще великий генерал припомнил свой первый год в ссылке.
Тогда он каждое утро выходил к дороге и до рези в глазах вглядывался в даль, ожидая курьера. Но один день сменял другой, а щенок на троне не спешил посылать за Траппом.
Когда король Джон еще не был королем, а генерал Трапп еще не был генералом, они, в целом, неплохо ладили.
Джонни был слабым и болезненным ребенком, слишком робким и застенчивым, и Трапп частенько таскал его по всему дворцу на своих плечах.
Шумный, беспокойный и энергичный, он появлялся при дворе, принося с собой запах костров и лошадей. Горничные и фрейлины, собаки и дети — все следовали за ним по пятам, как за ярмарочным зазывалой, а маленький Джонни смеялся в голос и превращался в такого же непоседу, как и сам Трапп.
Отец не одобрял его стремления к воинской службе. Советник короля, мудрейший и хитроумный политик, он считал, что оружие — удел дураков. Умники воюют головой.
Иногда Траппу становилось интересно, какое занятие выбрал для себя его младший брат, Чарльз. Ему было пятнадцать, когда они виделись в последний раз.
Ни одного гостя, кроме деревенских жителей, за десять лет не появилось на этой дороге.
Траппа однажды как будто стерли ластиком, и никто: ни верные боевые друзья, ни родственники, ни любовницы — никто не написал за эти годы ни единого письма и не решился на визит.
Иногда Трапп брался за бумагу сам, но все его письма летели в камин.
А потом он перестал и пытаться их написать.
Стук копыт застал генерала врасплох.
Возможно, где-то в глубине души он надеялся, что живет на заколдованном острове, куда его друзья не могут найти дороги.
Но вот он, всадник в темном плаще, который мчался так быстро, что его лошадь была очень уставшей.
Еще чуть-чуть — и всадник загнал бы её.
Спрыгнув с забора, Трапп открыл ворота, позволяя гостю заехать во двор.
— До чего вы лошадь-то довели, — возмутился он, как только тот спешился.
Взяв животное под уздцы, он прошел с ним несколько кругов, потом принес ведро воды и только после этого повернулся к человеку.
— Кто вы такой? — спросил он.
Пшеничные пышные волосы, молодость и задор, пылкий взгляд и пухлые, чувственные губы.
Брат или любовник?
— Шарль. Шарль Стетфилд.
— О, пасынок, — весело удивился генерал. — Я хорошо знал вашего отца. Маршал был великим человеком.
— А вы?..
— Трапп. Генерал Трапп, — юноша недоверчиво усмехнулся. — О, да бросьте вы!
— Любой дурак может назвать себя великим генералом. Я хочу видеть Гиацинту, — твердо сказал Стетфилд.
— Она примет вас чуть позже. Прихорашивается. Вы же знаете этих женщин. Подождите, я дам овса вашей лошади, а потом угощу и вас чем-нибудь.
— Я не понимаю, — растерянно сказал мальчишка, — вы что, тут живете?
— Конечно.
— А Гиацинта?
— И она тоже. Всё просто — это моя половина замка, а вон та — её. Эухения!
— Но вы не можете жить вместе, — совершенно сбитый с толку, Стетфилд следовал за Траппом и лошадью по пятам.
— Вы чертовски правы, юноша, — согласился с ним генерал. — Кто знает, что происходит в голове этого щенка, верно?
— Щенка? — непонимающе переспросил Стетфилд.
— Вы называете его королем Джоном.
— Как вы смеете! — вспыхнул гость.
— Очень даже смею. Джонни — неблагодарный щенок. Да и вы не умнее, раз последовали в ссылку за женщиной, которая пыталась убить будущую королеву.
— Это неправда.
— Что вы собираетесь делать, Шарль? Выкрасть свою драгоценную мачеху и скрываться с ней до скончания веков?
— Ну… — Стетфилд покраснел. — В общем, да.
— Отлично, — обрадовался генерал. — Забирайте её. Она дрыхнет в комнатке рядом с кухней.
— Дрыхнет? — потрясенно переспросил Стетфилд.
— С утра уже в стельку, — доверительно сообщил ему Трапп.
— Как?!
Однако к тому времени горничные успели привести горгону в чувство. Все еще очень сонная, она, слегка покачиваясь и опираясь на руки своих соучастниц, вышла в гостиную.
— Шарль, мой мальчик, — слабым голосом произнесла Гиацинта и, рыдая, упала ему на грудь.
Всерьез обеспокоенный тем, как бы во время этого представления с неё не облетели все мушки, Трапп аккуратно пристроил себя на какую-то козетку в углу и с интересом принялся наблюдать за происходящим.
— О, моя дорогая, — с величайшей нежностью произнес Стетфилд, — я спасу вас.
— Правда? — она подняла к нему светящееся надеждой лицо.
— Я увезу вас отсюда!
— Что? — гематома отпрянула. — Нет, Шарль, нет! — дрожащим голоском прошептала она. — Я не могу… Мне надо быть здесь, когда Его Величество пошлет за мной. Вы должны уговорить его, объяснить ему, что я не хотела никому причинить вреда. Рассказать, что мое сердце полно любви к Его Величеству!
Лицо Стетфилда потемнело.
— Не говорите так, — воскликнул он, страстно сжимая её руки, — вы не можете… Он отправил вас в ссылку! Он не давал даже возможности объясниться! Я единственный, кто остался всецело преданным вам!
«И что мне с того?» — отчетливо вопросили обе брови гангрены, но ослепленный своими чувствами ребенок не замечал этого.
— Вы должны быть благоразумны, Шарль, — холодея голосом, произнесла Гиацинта. — Я не собираюсь в бега. Мне нужно вернуться ко двору.
— Но я не могу оставить вас здесь… с этим…
Головы всех трех женщин медленно повернулись к Траппу, который попытался слиться со стеной.
— Вы! — преисполненная презрением глаукома ткнула в генерала пальцем. — Вы! Отравитель!
— Нет, это вы, — открестился он.
— Убирайтесь отсюда вон!
— Я нахожусь на своей половине замка!
— И где же тут граница?
— Да вот здесь и проходит, — Трапп ткнул пальцем в расщелину на каменном полу.
— Шарль, — Гиацинта обратила к нему свое очаровательное, полное страдания лицо, — умоляю вас, набейте этому грубияну морду!
— Ого, — восхитился Трапп, с готовностью вскакивая, — какое заманчивое предложение! Я готов!
Стетфилд посмотрел на него с неприязнью, а потом снова повернулся к Гиацинте.
— Послушайте, — сказал он, — я прошу вас поехать со мной.
— А я прошу вас отправиться к королю и просить для меня снисхождения.
— Вы же знаете, что это бесполезно, — с отчаянием простонал Стетфилд. — Вспомните, что случилось с Чарли!
— Каким еще Чарли, — брезгливо дернула плечом горгона, и тут её лицо осветилось воспоминанием. — Ты говоришь о Чарльзе Траппе, который просил за своего старшего брата Бенедикта! — воскликнула она, зловредно поглядывая на генерала.
— Что случилось с Чарли? — быстро спросил генерал, ощущая, как холодеет в груди.
Гиацинта поспешно закрыла рот Стетфилда ладонью.
— Не говорите ему, — велела она мстительно. — Пусть он страдает!
— О, он скажет, — пообещал Трапп, наступая. — Эухения! Тащи мою
