этому рыжему за неправильные темы сочинений придумывал…
— Действительно, блин, нефиг…
— Ты со мной, патрульный?
— Водными процедурами заняться решил, Кос?
Лизка обожала подшучивать над старшим братом. Тем более Пчёла сам давал жирнющий повод, слишком долго торча на балконе, высматривая Тоньку Протасову из третьего подъезда и её выдающиеся формы. Он не услышал ни тяжёлых шагов Космоса, несущего ведро с водой, ни звука тихо открывающейся дверки на балкон. Но всплеск воды заставил его заматериться во всех жанрах разговорного русского, жалея о упущенном шансе увидеть Антонину из восьмидесятой квартиры — ударную работницу отрасли пищевой промышленности.
— Еханный бабай, заняться нечем, ёпт вашу мать, — Витя уже бил Космоса подушкой по голове и куда придется, а Лиза прыгала по комнате со счастливым смехом и довольным кличем индейца. — А ну иди сюда, щегол! Щас так достанется, бля…
— Кос, изворачивайся! Бей его, тяни, прям за уши, — светловолосая прыгнула на спину брата сзади, и борьба продолжилась с новой силой. — Как у Тоньки-то делища?
— Освежайся, жук, а то совсем забудешь, как друзья выглядят, — Космос стянул Пчёлу на пол, а Лиза ретировалась в свою комнату, продолжая смеяться. — На! — Витя с трудом увернулся от удара пуховой подушкой, и, отвешивая Космосу щедрый пендаль, решил переключить внимание на младшую. — Эй, куда побёг, я ж от жары избавить хотел тебя, неблагодарный!
— Да хрен бы вам, неугомонные! — Пчёла сразу настиг сестру, которая почти не отбивалась — только трепала его намокшие волосы, принявшие медный цвет. — Попалась, рыбина! Брат всегда найдет!
— Кос! — прокричала Лиза, щекоча брата за живот. — Спаси! — Холмогоров накинулся на «пчелиный рой» всей массой, и троица дружно свалилась на пол, занимая небольшое пространство гостиной. — Всё, ребята, пустите! — девушка поспешила встать, и одернуть домашнее платье. — Идите, доедайте, что осталось, а я приведу в порядок пчелиную комнату. Там опять срач, на который глянуть стыдно, а мне за уборку даже никто не платит!
— Сестричка, я тебя обожаю! Сочтёмся потом… — Пчёла продолжал обороняться от Космоса, который пытался отвесить другу лишнего пинка. — Придурок, твою мать! В следующий раз Филу тебя сдам, чтоб неповадно было…
— Обожает он её! Я ещё у Лизки спрошу, как ты вёл себя тут, навозный, — на открытом лице Космоса играла совершенно довольная улыбка, которая целый месяц не украшала его лица. С того самого момента, как он угодил под домашний арест после выпускного вечера. — Лиза? Согласна быть свидетелем?
— Я согласна. Посуду бы ещё помыл за собой, Космодром!
— Жди разбитых тарелок, родная!
В квартире Пчёлкиных тепло, и не только потому, что в Москве сизокрылое лето, прогревающее панельные стены типовых советских домов. Из глубины комнаты Вити тихо поскрипывает катушечный магнитофон, а Лиза забыла удивляться тому, что Космос опять преподнес всем сюрприз. Впрочем, хуже советской науке не стало.
Но это был первый самостоятельный выбор сына профессора астрофизики…
Осень 86-го. Улетели листья
Валентина Анатольевна, видя, что Витя и Лиза неумолимо взрослеют, решила взять себе за правило — не навязывать детям собственное мнение. Как верно заметил муж, что если надо будет, то они сами придут, зная, что в семье не откажут. Но сын и племянница не могли не тревожить заботливое сердце. Ни Витя, с которым хлопот не обобраться; в армию заберут, и не дай Бог, что в Афган! Ни Лиза, характер которой не отличим от внутренних чёрт Татьяны — младшей сестры Валентины Пчёлкиной.
Много лет прошло, поколение сменилось, а Валентина помнила, как шестнадцатилетняя Таня влюбилась в не то хулигана местного, в не то шулера карточного. В школе прилежно училась, к экзаменам готовилась, а тут чуть с катушек не слетела, выбегая навстречу неизведанной жизни. Пропадала вечерами с чернявым высоким парнем, одетым на западный манер, с шиком и лоском. Мечтательная ходила, уверенна в том, что с «Володечкой» ждёт безоблачная жизнь, полная того, что в книгах называлось любовью.
Но посадили Володю за ограбление квартиры, а Тане было приказано его не ждать. Приказано самим арестантом, из-за которого будущая мать Лизы выплакала все глаза. То была напасть.
— Валька, Валь! Да что я делать без Генерала своего буду? — задыхаясь от рыданий спрашивала Татьяна у старшей сестры. — Куда мне? Другого не найду! Матери не сказать…
— Дурёха, и не вздумай проболтнуться! Про Генерала своего, нашла же кличку! — Валентине оставалось лишь вразумлять младшую сестру, возвращая её на грешную землю. — Мамка-то ничего не знала только из-за меня! Как тебе ещё говорить?
— Ничего ей не говори! Пусть думает, что в школе неладно. Не время ей за меня краснеть…
— Послушай меня, — Валентина, положив ладони на куцые плечи сестры, стала делать её внушение, — скоро в институт пойдешь, может, город сменишь! Жизнь другая начнётся, а там оглянуться не успеешь. Все будет лучше. Втемяшила же себе в голову уголовника этого проклятого!
— Валя, — ранимой Татьяне было сложно воспринимать действительность. Пройдет много времени, прежде чем она станет той самой женщиной, с которой Лиза так и не обретёт душевной близости, — не трави!
— Попомнишь мои слова, — уверенно сказала Пчёлкина, — а теперь сходи к умывальнику. Потом за книжки берись. Всё лучше, чем в слезах тонуть.
— Не утону…
Через полтора года крокодильи ручьи высохнут, а Татьяна выйдет замуж за сына второго секретаря ленинградского исполкома. Будто Золушка из небогатой московской семьи нашла заморского принца! Кто-то обвинял студентку юридического института в меркантильности, но Валентина верила — то была настоящая любовь, излечившая Татьяну от первых юношеских ран. И подарившая обожаемую Лизоньку…
Внешне дочь и мать почти не походили друг на друга. Татьяна была рыжая, с глубокими карими, почти черными цыганскими глазами, а Лиза — светленькая, бледнолицая, с голубоватыми зрачками и внимательным взглядом. Но нравом девочка пошла в мать; духом не упадёт, своего добьётся. Не получит желаемого с первого раза, так пойдет на второй и на третий. Борец!
Несмотря на трагическую гибель родителей, выбравших себе честный, но тернистый путь истинных служителей закона, пламени Лиза не боялась. Пчёлкина не попыталась переломить волю ребенка, воспитанного на других идеалах, сформированных Татьяной в раннем детстве.
Как и искоренить влияние молодой тётки Елены, сестры покойного Алексея. Эта женщина могла позволить себе советовать, находясь при хлебном месте, и своей активной энергией привлекала к себе молодежь. И поэтому не препятствовала частым поездкам Лизы и Вити в Ленинград. Если девчонка родилась в этом сыром и сером городе, то Витька мог увидеть другую жизнь. Не всем же жить в стесненных хрущевках!
Валентина Анатольевна лучше других понимала, что Витенька достоин самого лучшего, и однажды
