Любовь в награду - Лонг Джулия

– Так это же здорово! – воскликнул Джек, что было равносильно его благословению. – А там мы можем снова читать «Историю матушки Туоддл и чудесных дел ее сына Джека» Бенджамина Табарта?

Речь шла о сказке о Джеке на бобовом стебле. Она назвала сына Джоном, но они оба предпочитали имя Джек именно из-за этой сказки.

Наклонившись над сыном, Элайза зажгла свет и открыла книгу.

– Пусть это будет песенкой, мама, – попросил Джек.

– Что ж, хорошо. Дай-ка мне минутку подумать…

Крепко прижав к себе сына, Элайза запела:

Черт, она загнала себя в угол словом «небеса», но ничего страшного не произошло, потому что Джек уснул, даже не успев прочитать молитву на ночь.

Она помолится за них двоих.

Элайза встала, чтобы еще раз посмотреть в окно. Она не заскучает по этому виду, когда будет смотреть на безлесые холмы, потому что, стоит ей вытянуть шею, как она увидит окружающие их деревья. Элайза вспомнила охватившее ее восхитительное удивление солнцу и легкому ветерку, ласкавшему открытые участки ее тела, которые никогда не видели солнечные лучи и мужские глаза. Глаза Эдуарда, так похожие на глаза Джека. Какой же простой и искренней была ее радость, когда он двигался над нею! Какой же неблагоразумный поступок она совершила!..

Элайза считала, что в переносном смысле это было сродни тому, чтобы продать свои волшебные бобы. Однако взамен она получила Джека.

И теперь им нужно всего лишь одолеть Великана.

Как и было приказано, Элайза прибыла в дом лорда ла Вея ранним утром следующего дня. Она смотрела на лестницу для прислуги, крепко держа Джека за руку.

Какая ирония в том, что им надо неизменно подниматься наверх, под самую крышу особняка, в то время как ее социальный статус неуклонно движется в противоположном направлении.

Неожиданно от реальности «обстоятельств» у Элайзы началось головокружение, кровь резко прилила к голове. Она вдруг поняла, почему у человека может возникнуть желание запустить во что-нибудь вазу. Сейчас она хотела сделать именно это.

Маленькая ручка в ее руке была причиной всех ее поступков.

– Ура! Мы будем спать на самом верху. Джек, оттуда лучше всего видно звезды! – проговорила Элайза. – Я обгоню тебя!..

Джек, к своему восторгу, выиграл, и они вместе осмотрели свое новое жилище.

Комната была довольно просторной, во всяком случае, по сравнению с их бывшей комнатой в академии мисс Эндикотт, и была бы довольно уютной, если бы там не оказалось холодно, как в могиле. Очаг был мертвым, темным и грязным, тяжелые портьеры – раздвинуты, открывая взору главного виновника холода – большое окно в старой раме, сквозь которую в комнату со свистом пробирался студеный воздух. Если Элайза задержится в Пеннироял-Грин дольше, чем на две недели, весной сквозь это окно в комнату будет проникать много солнечного света. Видавший виды толстый ковер был тому свидетелем. Когда-то ковер явно был приятного темно-зеленого цвета, но сейчас превратился лишь в выцветшее напоминание об этом.

Элайза посмотрела в окно на залитые дождем луга, на пологие склоны холмов, усеянные дубовыми и березовыми рощицами. Отсюда можно видеть всю дорогу, ведущую к дому викария. Что ж, у этого вида свое очарование.

Когда Элайза с силой потянула портьеры, чтобы задвинуть их, в воздух поднялось облако пыли и она закашлялась.

Элайзе было известно, что небольшой штат прислуги получал от владельца дома уменьшенное жалованье, когда у дома не было арендатора. Когда особняк был сдан в наем, арендатор – лорд Ла Вей – стал платить слугам полное жалованье. Он жил здесь уже больше месяца. Вот только, черт возьми, интересно, что все это время делали слуги?

Элайза намеревалась доставить себе радость, выясняя это.

Хорошо было бы получить полный список дел, которые надо завершить, и иметь рядом людей, которым можно было отдавать прика… то есть, которых можно было бы организовывать. Она не из тех, кто предпочитает неопределенность. А раз уж ее будущее определено хотя бы на две недели, она может позволить себе быть веселой. Элайза намеревалась быть лучшей из всех когда-либо живших экономок!

Она повернулась от окна и увидела огромную связку ключей, лежавших на письменном столе. Весьма рискованно было оставлять их тут, учитывая, что ключи отрывают доступ в кладовки, шкафы с фарфором, серебром и бельем, да и вообще со всеми ценными вещами, находящимися в доме. Ключи – символ ее нового статуса. Элайза слега сдвинула связку – ключи звякнули приятно, но зловеще.

Элайза опустилась на кровать, и та многообещающе закачалась. В комнате стоял небольшой письменный стол с лампой и маленькой скромной вазочкой, невзрачный деревянный стул. Немного глянца и проветривания, букетик цветов в эту крохотную вазу, несколько рисунков Джека, развешенных по стенам, и здесь можно будет почувствовать себя как дома.

Вскочив с кровати, Элайза заглянула в крохотную комнатенку, примыкающую к ее комнате.

Джек стоял на своей кровати, слегка согнув ноги в коленях, чтобы удержать равновесие. Увидев мать, он замер.

– Было бы очень стыдно сломать кровать, едва приехав в дом, а затем заставить тебя спать в гамаке на улице. Может, тебе не стоит прыгать по кровати?

Мальчик усмехнулся:

– Хорошо, мамочка! А я действительно мог бы спать в гамаке?

– В гамаках спят только матросы, – ответила Элайза. – У тебя же есть удобная кровать. Представь, что спишь на облаке в небе, потому что я уверена, что тебе будет казаться именно это.

Джек обдумал ее слова.

– А я мог бы спать в амбаре? На стоге соломы, которую я там видел?

– Мог бы, если бы был козой, но, как это для тебя ни печально, ты родился мальчиком, – ответила Элайза.

Джек рассмеялся:

– Ты такая смешная, мама!

– Да, смешная, – согласилась она. – Мы разожжем огонь, Джек, потому что здесь, в облаках, немного холодно. В один прекрасный день, который наступит совсем скоро, ты сможешь помогать горничной разжигать камин. Каждый мальчик должен уметь разводить огонь.

– Ура! – закричал Джек. Он упал на попку и игриво покачался из стороны в сторону, но потом послушно замер, увидев, что мать предупреждающе приподняла брови.

– Ну, мой дорогой сын, что скажешь? Тебе нравится твоя комната?

Его комната была почти такая же, как и ее, только меньше, и тут, к счастью, не было сильного сквозняка.

– Она великолепна, – высокопарным тоном произнес Джек. Это было его новое любимое слово. Все вокруг него было «великолепно». Джек считал, что выглядит очень взрослым, когда произносит это слово. – А когда я увижу Великана?

– Великан находится в своей части дома, а мы останемся в своей. Ты будешь очень занят уроками, продолжишь помогать викарию, а он, быть может, даже позволит тебе позвонить в колокол, так что тебе будет не до Великана. И мы не должны его беспокоить. Пообещай мне это, Джек!

– О! Хорошо, мамочка! Это потому, что он может нас съесть? Я могу очень быстро бегать. Быстрее, чем Лайам.

Похоже, его ничуть не тревожила возможность быть съеденным Великаном. Сестра жены викария говорила Элайзе, что в жизни маленьких мальчиков нередко бывает период, когда они считают себя абсолютно непобедимыми.

– У Великана много еды, так что ему ни к чему есть людей. – «Во всяком случае, в прямом смысле», – подумала Элайза. – Но все равно лучше держаться от Великана подальше, чтобы он мог заниматься своими важными делами.

Какими бы ни были его дела. Элайза вспомнила о том смятом, а затем разглаженном письме, которое видела на письменном столе лорда ла Вея, о целой стопке корреспонденции, о разбитой вазе.