Кейт была потрясена: как он мог говорить такое о ее матери?!
– Я не…
– Что «не»? Посмотрите на себя, барышня! Вы умеете готовить? Шить? Стирать?
– Нет, конечно. Для этого у нас есть прислуга!
Глаза Хоумера превратились в щелки.
– Ты, как и твоя матушка, – наслаждение для взора, но больше ни на что не годишься!
– Неправда! Я много чего знаю, умею устраивать званые обеды и даже пишу пейзажи маслом! – Кэтрин заметила, что они привлекают к себе все больше внимания. – Отец, пожалуйста…
– Что «пожалуйста»? И что вообще ты знаешь о жизнь, дочь? – Лицо Хоумера побагровело.
– А что о ней нужно знать? – Кэтрин рассмеялась. – Жизнь просто есть, и мы должны ею наслаждаться.
Тут Хоумер Макгиллакатти разразился цветистой руганью, которая сделала бы честь любому рабочему на живодерне, и Кэтрин, покраснев, попыталась закрыть лицо краем шали, чтобы избегнуть пристальных взглядов любопытных прохожих.
– Да ты еще хуже, чем я думал! – взревел Хоумер. – Я отдал целое состояние на то, чтобы наряжать и баловать мою дочь, – и вот что получил в итоге!
Кэтрин презрительно вздернула плечи.
– Я – настоящая леди и не виновата, что тебя это бесит! – негромко заявила она.
– Настоящая леди?
– У меня свое знание, у вас – свое, – высокомерно ответила Кейт.
Хоумер передвинул укоротившуюся сигару в угол рта.
– Но ты все еще хочешь увидеть «настоящего мужчину»?
– Если это пополнит мое образование. – Кэтрин скрестила руки на груди.
Не прибавив ни слова, Макгиллакатти протянул ей руку, и Кэтрин церемонно приняла ее, после чего они бодро зашагали вдоль улицы. Сапоги Хоумера стучали, словно барабаны, отмечающие последний путь преступника к эшафоту, а каблучки его дочери цокали по деревянному тротуару подобно кастаньетам испанской танцовщицы. Отец и дочь достигли такого состояния, когда обоим больше всего хотелось не найти Кэтрин мужа, а как можно сильнее досадить друг другу.
Они остановились напротив салуна О'Тула, где единственным клиентом, валявшимся на тротуаре, оказался беззубый старик.
– Бедняга! – Хоумер покачал головой и сокрушенно посмотрел на дочь: – Мне очень жаль, Кейт, но этот слишком плох, чтобы сделать тебе детей. Однако в свое время он был чертовски хорош.
После этого глубокомысленного заявления Хоумер провел Кэтрин на несколько домов дальше, к заведению Кэпа. Тут дела обстояли не лучше: все мужчины оказались шахтерами, убивавшими время в ожидании того момента, когда их прикончит легочная лихорадка.
Они двинулись дальше, и Кэтрин, случайно бросив взгляд в витрину шляпной мастерской на углу улицы, ужаснулась при виде выставленной там безвкусной шляпки. Красные вишни и ярко-оранжевые перья – тут даже комментировать было нечего.
Лишь когда Хоумер нетерпеливо потянул ее за руку, она неохотно переключила свое внимание на мужское население города.
Перед салуном «Веселый черпак» валялись пятеро – грязные, в рваной, неряшливой одежде. Жалкое зрелище. К тому же все, кроме одного, оказались небритыми.
Кэтрин пожала плечами, прекрасно понимая, что даже в его нынешнем состоянии отец вряд ли всерьез обратит на них внимание – просто ему хочется помучить и унизить ее.
– Вот тебе и сливки общества. – Хоумер достал сигару, и, обрезав кончик, швырнул его в длинноногого мужчину, который спал между двух коней, поставленных у коновязи. – Ну что, дочь, как тебе картина?
Кейт демонстративно зевнула, не забыв прикрыть рот тыльной стороной ладони.
– А может, кто-то тебе все же приглянулся? – Подойдя к спящим, Хоумер ногой перевернул каждого из них. – Харви, – отметил он, толкая носком сапога мужчину в лосинах. – Разведчик армии. У него еще, наверное, осталась в запасе пара лет.
– Нет уж, спасибо.
– Тогда старина Паппи Кавана: он празднует рождение двенадцатого сына, счастливчик!
Мужчина оказался здоровенным шахтером лет сорока – он был неплохо сложен и носил на пальце обручальное кольцо.
– Обидно, что он женат. – Кэтрин присела на корточки, якобы для того, чтобы лучше его рассмотреть, и захватила вялый бицепс большим и указательным пальцами. – Впечатляет, но не очень.
Хоумер уже шевелил сапогом следующего.
– Уолт Уитакер, тоже женат.
– Какая досада! Надо полагать, что всех самых хороших уже разобрали, и теперь нам можно идти домой.
– Не спешите, барышня. Сэм Тиллетс, холост, но, к несчастью, слегка полоумный… – Хоумер сошел с тротуара и двинулся к последнему кандидату, который лежал под коновязью с глупой улыбкой на лице.
Кэтрин эта игра начала надоедать.
– Пойдемте, отец, вы уже достаточно пошутили и показали мне отборных «настоящих мужчин». На сегодня хватит: здесь жарко, и мне хочется холодного лимонада, а не…
Она вдруг замолчала, когда взгляд ее скользнул по высокому поджарому мужчине, растянувшемуся под коновязью.
Ее сразу же поразила необычность его наряда: сапоги были сшиты из привозной мягкой кожи и сидели на мускулистых икрах как влитые, его светло-синие брюки плотно обтягивали тело. Мэри Кейт судорожно сглотнула при виде полной демонстрации его мужской силы. Ее взгляд скользнул от пояса брюк к тому месту, где длинные мускулистые ляжки и идеально ровные колени прятались в голенищах сапог.
Сделав над собой невероятное усилие, она передвинула взгляд выше.
Открытая в вороте, небрежно зашнурованная рубашка оказалась сшитой из дорогого полотна, а короткие золотистые завитки на его груди и широкие плечи так и манили прикоснуться к ним. Пышные рукава были присобраны у сильных, но изящных запястий, а на одном из длинных красивых пальцев правой руки Кэтрин увидела крупное кольцо с печаткой.
Сердце ее затрепетало от неожиданной радости: кандидат оказался неженатым!
Она продолжила свой осмотр, и Хоумер Макгиллакатти, который, уж конечно, не был ни слепым, ни глупым, сразу заметил внезапный интерес, отразившийся на лице дочери, и тоже устремил критический взгляд на незнакомца.
– Чертов новичок! – ворчливо произнес он. Кэтрин прищурилась.
– Так он не из ваших местных мужланов? – ласково осведомилась она, после чего наклонилась, чтобы лучше рассмотреть спящего.
Облизнув губы в странном возбуждении, которого никогда прежде не испытывала, Кэтрин опустила взгляд на сильный, крупный рот, губы которого изгибались так, словно их владелец находит весь мир немного забавным. На его щеках угадывались ямочки, а на сильном подбородке оказалась еще одна ямка, очень глубокая и мужественная.
Настоящий олимпийский бог! Мэри Кэтрин наклонилась к нему ещё ближе; в этот момент она совершенно забыла и о своем отце, и о том, что подол её платья невольно собирает следы жизнедеятельности конского населения улицы. То, что она сейчас видела, могло поспорить с лучшими творениями Микеланджело и заставляло ее испытывать внутреннюю дрожь.
